Но мои крики как горох об стену, мое сопротивление словно крик возле глухого… Член твердый, крупный уже касается складок… Предательски влажных…

Я не хочу, мне нужно просто сильнее сжать мышцы, не пустить его… Но рука из капкана превращается почти в перо, ласкающее клитор.

— Отстань… Прошу, прекрати…

— Ну, давай, назови мое имя, — шипит он и тут же толкается в полностью готовое влагалище. Рукой плотно прижимая меня грудью, вынуждая сильнее оттопырить зад…

— Ублюдок тебе имя!

— Ответ неправильный, — вторгается он глубже, с тяжелым выдохом почти валится на меня, словно от подкошенных ног. — Кто я, Малышева?

— Марк! — шумно, со слезами. На грани крика. Как только твердое естество заполняет меня до упора. — Скотина Марк… Вытащи… Я не хочу тебя..

— Зато Кирилла хотела… Знала, кто он, и все равно хотела. Я просто даю тебе сравнить… Вспомнить разницу… Дрянь. Дашка, какая же ты дрянь…

Он собирает на затылке волосы. Поворачивает голову на бок и сразу накрывает рот. Сначала грубо. Больно. В кровь. Жадно целует. И я хочу укусить его язык, но мягкий толчок члена царапает венами влагалище, ослепляет чувства. Заставляет мозг плыть, и просто стонать в рот предателя… Сделав животной поцелуй почти нежной лаской.

Не понимаю, как я не осознала, кто вчера меня целовал. Ведь целовать ТАК может только Марк. Такие чувства я могу испытывать только к НЕМУ.

Только его член с такой силой может вдалбливаться в мое нутро.

Часто.

Остервенело, выжигая из души все кроме похоти. Вынуждая самой насаживаться на кол, убивать себя, упиваться острыми ощущениями. А они все сильнее, стоит Марку чуть ускориться, двигать языком так же энергично, имитируя движения члена внутри меня. Он весь внутри меня. И я больше не пытаюсь бороться, сливаюсь с ним, просто наслаждаюсь растягивающей нутро болью. Которая в конечном итоге принесет лишь…

Ка-айф…

Тело предательски дрожит… И я больше себя не контролирую. Влагалище плотным коконом охватывает ствол, так тесно, что Марк дергается. Сам воет мне в губы… Открывает глаза…

На мгновение мне кажется, я вижу полыхание костра, но он тут же тухнет. Пара фрикций, и вот по спине стекает горячая влага, а захват на затылке становится сильнее…

— Надеюсь, ты уловила разницу?

Жар его тела больше не давит… Еще пара минут, пока я держу дрожащими пальцами углы комода, и хлопок двери…

Вздрагиваю от оглушительного звука и с рыданием стекаю на пол.

Наверное, в такие моменты и должны приходить мысли о суициде. Тело все еще сгорает от похоти, но молекулы мозга все еще мечутся.

Близнецы. Марк. Кирилл…Был ли он? Уезжал ли Марк? Жива ли я? Схожу с ума… Теряюсь в пустоте и, как выбраться, не знаю…

Спасает трель телефона. Столь оглушительная, словно ко мне вернулся слух. Рукой ищу трубку, оказавшуюся неожиданной включенной, и не глядя провожу пальцем. Даже думать не хочу, кто это…

— Даша! Даша! — в телефоне женский голос. Звонкий. И я бы подумала на Сашу, но после ночи отсутствия она бы вряд ли была столь радостной.

— Вася?

— Дашка! До тебя как до президента! — смеется она и говорит тише. — Ты прости, что не звонила. Столько всего… Произошло… Как ты?!

— Нормально… Жива…

— Это самое главное, а я беременна, представляешь?! Приезжай, если не занята!

— Не занята, — усмехаюсь, переворачиваюсь на бок и улыбаюсь. Черт… Так приятно знать, что в мире есть счастливые люди. Так важно знать, что страдания могут привести тебя с простой радости. Васька страдала. Теперь она смеется. Тоже так хочу.

— Даша! Ты приедешь??

— Конечно… И адрес скинь. Скоро буду.

Вася очень светлый человек, но отношения с криминальным воротилой ее испортили. Я ее предупреждала. Часто. В итоге ей пришлось вообще уехать на время из страны. В итоге-то она к нему вернулась, но счастье далось нелегко. Именно это она рассказала мне, пока показывала УЗИ. А я смотрела на нее и лечилась. Думала, может мои проблемы не такие крупные. Все не важно, пока в мире есть такое светлое чудо, как рождение…

Но это не меняло моего отношения к ситуации. Я должна была понять, не зря ли я обвинила Кирилла. Особенно корила себя после того, как не брала трубку почти три дня. Но в итоге иду к нему в больницу. Отделение травматологии.

Чувство вины топит меня еще из-за того, что по сути я изменила ему с Марком. Что перепутала их. Пусть Саша и пыталась меня убедить, что я не виновата, и Марк меня обманул.

Обманул… Но мелочей было слишком много. Я должна была понять. Должна… Должна… Теперь это нужно объяснить Кириллу, который лежит на кушетке с переломом ноги, руки, носа и судя по перевязки корпуса — ребер. И смотря на него я почти не дышу, сравнивая, сравнивая, сравнивая… Осознавая большую разницу. Огромную.

При свете дня я бы не перепутала, а вечером похоже была не в себе.

Стою за дверью, слушая разговор Кирилла и матери в светло-голубом костюме. Боюсь зайти, потому что мне крайне неудобно смотреть им в глаза. А что интересно обо мне думает Маргарита.

И именно по закону подлости в этот момент я слишком сильно вылезаю в проеме и вздрагиваю от ее радостного восклицания.

— Даша! Кирилл, я же говорила она придет!

Маргарита идет ко мне, но ее опережает Оля, буквально запрыгивая мне на руки.

— Привет, а ты знаешь, у меня теперь снова два брата…?

Быстро скашиваю взгляд на нахмуренное лицо Кирилла.

— Знаю…

— Оля… Слезь и пойдем купим шоколадку, — влезает удивительно тактичная Маргарита.

— Мне?

— Кириллу! Он же лежит в больнице.

— А что, чтобы есть шоколад, нужно заболеть… — беспечно спрашивает малышка, пока мать подталкивает ее к выходу. А потом Маргарита склоняется ко мне…К уху.

— А ты роковая женщина… Так и не скажешь…

Это могло бы быть оскорблением, но улыбка женщины говорит о комплименте. Я даже усмехаюсь. Да уж…Рок… От слова судьба.

Дверь скрипит, и мы с Кириллом остаемся одни.

Я долго рассматриваю его подвешенную ногу… Забинтованную руку, потом с трудом, но смотрю в лицо.

Не Марк…

На мгновение кажется, что жжет затылок, но, обернувшись, я вижу лишь пластик двери.

— Отдельная палата? — начинаю я разговор. — У кого-то сладенькие привилегии?

Сменить тему не удается, и Кирилл продолжает разговор на том, на чем закончили телефонный, час назад.

— Он сделал тебе больно? Я честно не ожидал, что он так взбесится. Ты ничего для него не значила… Я так думал.