время его… э-м-м… отлучки я их даже выстирала, за что сама потом себя презирала — присоединяются другие вещи, причем не только одежда, но и — кто бы сомневался — инструменты.

В довершение всего Рик приносит откуда-то ноутбук, а это, будем откровенны, довольно знаково. Видеть его за этим гаджетом настолько же непривычно, насколько было, например, слушать из его уст немецко-берлинский мат, которым он крыл Миху в качестве сопроводиловки к физической расправе.

Понедельник. Приезжаю со стройки. Изрядно хочется есть, но мне не привыкать подавлять чувство голода в виду отсутствия приготовленного ужина. Тем более, что сейчас заглушить его получается любопытством: из прихожей вижу его за ноутом. На мониторе, как мне кажется, вижу издалека нечто вроде техпаспорта какого-то оборудования. Рик углублен в изучение этой документации и совершенно не слышит моего прихода. Замечает меня только, когда я, тихонько переодевшись, уже у него за спиной — понимаю это, потому что он поспешно-привычным, тыкающим жестом включает затемнение монитора и тут же извиняется, оборачиваясь на меня:

— Я по привычке.

Затемнение, однако, не убирает. Вместо этого неожиданно обнимает меня за ноги, притягивает к себе и, целуя, сажает к себе на колени. Это странно и по-приятному непривычно. Я не пытаюсь в этом разобраться или вспомнить, делал ли когда-нибудь так Миха — Рик слишком сладко целует меня и слишком красноречиво пролезает руками ко мне под футболку, чтобы оставлять сомнение в том, чем мы с ним сейчас займемся.

После — и правда очень сладкого — секса и ужина, приготовленного совместными усилиями «из чего было», ковыряюсь — выкладываю одежду себе на завтра.

— Мне завтра опять на объект, — поясняю.

Рик угорает при виде моей сигнальной жилетки:

— А я думал, ты мне щас стриптиз в этом покажешь. И в каске чтоб.

— Больше ниче не хочешь? — «возмущаюсь» я.

— Больше — нет. Меньше можно. Без лифчика. И без трусиков.

— Щас-с…

— Так и быть — музон на твой выбор.

Он чует, что мне давно уже смешно и жарко, особенно последнее, и раздевает меня, чтобы я могла одеться согласно его инструкциям. Затем, правда, забывает про инструкции, забывает напялить на меня униформу и про музыку тоже забывает. И вообще, мы с ним забываем о том, что я там должна была ему показать…

***

— Тебе завтра во сколько вставать? — спрашиваю ночью уже в некотором забытье, правда.

Мгновение он колеблется, будто соображает, говорить — не говорить, затем отвечает:

— В пол восьмого.

— Мне тоже. Далеко тебе ехать?

— В Нойштрелиц.

— Ничесе. Это ж час в один конец.

— Когда как.

— Так ты бери «мини», — предлагаю я спокойно.

— Кого?

— Мини.

— Тебе ж на стройку.

— Это в центре, я на транспорте быстрей доеду. Она у меня в гараже больше стоит.

— А-а. Ладно, спасибо.

— Ниче. Заправляй только.

— Само собой.

Мне вставляет от его непринужденного тона. Что ж, не теряем времени…

— Давно там работаешь?..

— Недавно. Не работаю.

— Как это?

— Наезжаю. Смотрю, чтоб без херни всё.

Несомненно, звучит, скорее, как рэкет, но мне кажется, я понимаю, о чем он. А ворчащая «угроза» у него в голосе — это мне, мол, чтоб не докапывалась. Не готов пока рассказывать, что ли…

Я немного разочарована, но насчет машины слов своих обратно не беру, и назавтра на работу — или «не на работу» — Рик укатывает на «мини».

***

После двух дней строек мне, хочешь-не хочешь, приходится вернуться в офис и представить на всеобщее обозрение мой преображенный фейс. Соображаю, что повальный масочный режим, муштровавший нас до Нового года, пришелся бы теперь в тему.

Хотя зря я переживаю — кажется, к середине недели у меня на лице уже преобладают телесные оттенки.

— Во-о-о, это другое дело… — встречает меня Рози.

Синяковых раскрасок не распознает. Или зажили почти, или это все контекст: уверена, дело не в тональнике, а просто вид у меня теперь действительно — и сексуально, и в целом — удовлетворенный.

В отгульную пятницу я кинула Рози с обедом, но то, что она читает у меня на лице, воодушевляет ее: втык мне дают не в высшей мере и намекают, что вышку еще не поздно заменить пожизненным, искупив вину откровениями под мороженое. Я не против.

Сидим, подмораживаем свои и без того подмороженные гланды тройным цветным каскадом под названием «вишня-марципан», которое в ДольчеФреддо не подают без вишневой наливки.

Естественно, в качестве искупления я также вынуждена рассказать Рози все. Она поглощает душещипательные подробности на манер чтения Стивен Кинговского триллера-ужастика и кайфует похлеще, чем от вишневой наливки. Если я, как ей кажется, рассказываю недостаточно подробно, выпытывает с особым рвением, требуя не упускать ни мест, ни междометий, ни даже звуков.

Естественно, сцена драки интересует Рози больше всего, и она пытает меня, полузадыхаясь от восторга:

— И хорошо он его отметелил?.. Прям впал в ярость, как эти… у викингов… берсерки?.. Миха много крови потерял?.. Они продолжали на улице?.. Соседи ментов не вызывали?..

— Сахарок, тебе б инквизиторшей работать, — стону я.

Бесполезно объяснять, что я была слишком травмирована душевно, чтобы обращать внимание на подобные вещи.

— «Спасибо» скажи, — Рози непреклонна. — Я ж помогаю тебе разобраться в себе.

— По-моему, все уже разобрано.

— А вот и нет. Я просила тебя не калечиться — забыла? Вот зачем ты пошла к нему?

Хоть никуда я и не ходила, а ходили ко мне: она подразумевает Миху.

Итак, зачем?..

Конечно, я и сама уже над этим думала, потому что после первых робких попыток «поговорить» с Риком и собственных размышлений о причинах заметила, что от этого как-то вставляет.

Миха захотел быть со мной не «просто так». Ладно бы, потрахаться и хватит.

Но нет, ничего просто так не бывает. Плати за удовольствие. Теперь потрудись вернуться и давай: рожай детей мне, желательно, здоровых.