– Значит, ты не испытываешь никаких эмоций, – задумчиво сказала Элли. – Это сказывается на личной жизни, верно?

Джек напрягся. К чему, интересно, она клонит?

– Ты имеешь в виду отношения и всю эту ерунду?

– Да, – сухо ответила она, – именно эту ерунду.

– Как и твой отец, я не создан для серьезных отношений. Женщины не любят, когда им уделяют мало внимания.

– Это уж точно. Жить с военным репортером, все равно что крутиться в мясорубке. Митчелл, по крайней мере, регулярно это доказывал.

Не дав ему отреагировать, она сменила тему и как-то сразу загрустила.

– Как работа над книгой?

Джек нахмурился. Он почти доел большую пиццу, а Элли едва осилила половину средней.

– Не считая того, что дочь одного репортера не может ответить на пару вопросов, все отлично.

Элли почувствовала укол совести.

– О боже мой, Джек, мне так стыдно! Ты, наверное, хочешь поскорее вернуться домой, я тебя задерживаю.

Ну откуда у нее эта привычка винить себя во всех смертных грехах и стремление всем понравиться?

– Элли, прекрати! – Она замерла на полуслове. Джек был доволен и таким прогрессом. – Во-первых, если бы я хотел уехать, уже придумал бы, как это сделать. Во-вторых, как я уже сказал, мне нравишься ты и твой дом, и возможность побыть здесь еще немного меня только радует. Пока ты не захочешь моего отъезда, я не уеду. Ты хочешь, чтобы я уехал?

– Нет… от тебя довольно много пользы, – заметила Элли.

Джек ухмыльнулся.

– Но тем не менее почему ты не хочешь рассказать о себе? – Элли подошла, наконец, к интересующему ее вопросу.

«Потому что это не просто моя история. Это намного сложнее, чем кажется», – подумал Джек, но вслух ничего не сказал, лишь пожал плечами.

Элли закинула в рот оливку и после долгой паузы сказала:

– Кажется, я понимаю, почему ты не хочешь рассказать о себе.

Ух ты. Сеанс психотерапии в домашних условиях.

– Серьезно? И почему же?

– Исходя из того, о чем мы говорили ранее, рассказ о себе вызовет у тебя ненужные эмоции. Ты не сможешь описать собственную жизнь со стороны. Не сможешь быть объективным к себе. Я правильно поняла?

Теперь настала очередь Джека с изумлением уставиться на нее. Он даже не мог возразить, потому что Элли была абсолютно права.

Он допил остатки пива и поднялся.

– Ты готова? Тогда пойдем.

Она кивнула и достала из сумки кошелек. Он скривился, как от физической боли, когда она положила деньги под тяжелую солонку. Когда, черт возьми, придут кредитки? Не иметь доступа к деньгам просто ужасно.

Он попросил предоставить ему чек. Не нужно было смотреть на Элли, чтобы догадаться, она возмущенно закатила глаза:

– Джек, ты весь день работал в булочной. Я заплачу за ужин.

– Еще чего. – Он взял у менеджера чек и сунул в карман.

– Как можно быть таким занудой?

Джек дернул ее за хвостик.

– Не зуди. Мы же договорились, ты предоставляешь жилье, я плачу за еду.

– Когда это мы договаривались?

Джек нагло улыбнулся:

– Что тут договариваться? Все равно, как я скажу, так и будет.

– И не мечтай!

На следующий день чуть позже шести Джек вернулся с экскурсии по острову Роббен, на протяжении двадцати четырех лет служившему тюрьмой Нельсону Манделе. Образ кумира Южной Африки все еще занимал мысли, когда он вошел в кухню Элли.

Он разулся, положил на столик сумку с китайской едой и открыл новый дорогой кошелек. Внутри было достаточно денег, чтобы возместить Элли все расходы. Кстати, куда она подевалась?

Зовя ее по имени, Джек спустился вниз. Ее сумка висела на крючке, мобильник лежал на кухонном столике, но девушки не было нигде. Джек снова вернулся в кухню, прошел по коридору и, наконец, увидел ее в тени двух зонтов у бассейна.

Элли заснула. Открытый блокнот покоился на обнаженном плоском животе, выпавший из раскрытой руки кусочек угля валялся чуть поодаль. На ней был сине-черный купальник. Джек долго не мог отвести глаз от почти обнаженного тела. Длинные темные волосы рассыпались по плечам. Полные груди и длинные, стройные рельефные ноги с ярко-розовым, как закат в Греции, педикюром. Очень красива. Очень сексуальна. Чтобы справиться с собой и не развязать тонкие веревочки, удерживавшие крошечные треугольнички купальника, Джек заглянул в блокнот. Рисунки грубоваты, небрежны, но красивы и полны движения. Вот дом, прочные стены, выступающие окна. Вот ее собака, голова покоится на лапах, глаза смотрят прямо в душу. Вот довольно унылый пейзаж, утесы и печальные тени. А вот…

Джек рассмеялся, увидев свой портрет. Она довольно точно передала его улыбку и, что всего хуже, неприкрытый к ней интерес в глазах.

– Кто сует нос, куда не надо?

Джек поспешно закрыл блокнот и посмотрел на девушку. Глаза ее были все еще закрыты, ресницы казались угольно-черными.

– Я думал, ты спишь.

– Ну да, немного вздремнула, – призналась она и протянула руку за блокнотом.

Джек тут же вернул его законной владелице.

– Очень красиво.

– Балуюсь время от времени. – Элли положила блокнот на коробку с углем и зевнула, прикрыв рот рукой. – Между прочим, сколько сейчас времени?

Джек посмотрел на часы:

– Половина седьмого.

Элли пришла в ужас.

– В пять я пошла поплавать, потом решила вздремнуть минут на пятнадцать, и на́ тебе!

Джек погладил ее по щеке. Под глазами девушки отчетливо виднелись синяки.

– Тебе нужно было выспаться. Во сколько ты вчера закончила? Мне показалось, свет горел за полночь.

– В час или половине второго, нужно было заплатить налоги, рассчитаться с кредиторами. – Она вытянула ноги, коснувшись ими бедра Джека. – Мне осталось работать пару часов, я хотела освежиться, но тут-то и уснула.

Джек с досадой сжал кулаки. Такая красивая, юная и такая усталая. Ему захотелось взять на себя все ее трудности и тревоги. Она старается быть сильной, но с каким трудом даются эти усилия. Джек привык иметь дело с выносливыми, готовыми к любым испытаниям женщинами, а Элли хотелось поддерживать и защищать.

– Что бы приготовить на ужин? – спросила она, поднявшись.

Джек ощутил раздражение.

– Элли, я не твоя забота! – прошипел он.

Элли, недоумевая, посмотрела на него:

– Ты не хочешь, чтобы я готовила ужин?

– Нет. На то есть причины. Во-первых, я получил кредитки и купил китайскую еду. А во-вторых, запомни раз и навсегда, Земля не остановится от того, что ты отдохнешь пять минут. Ты ни на секунду не можешь закрыть глаза, разве что когда они закрываются сами собой.