Вот так из милых мальчиков вырастают противные мужики с двойными стандартами. У них это на клеточном уровне, что ли закладывается?

Возвращаюсь на кухню, раздумывая о том, как бы мне выпроводить Игната восвояси, но бросив взгляд на его сгорбившуюся от боли и слабости фигуру, понимаю, что просто не смогу бросить его на произвол судьбы.

Выходит, теперь моя очередь его спасать.

— Как вы? — зачем-то спрашиваю я, хотя и сама вижу, что плохо ему.

Он вскидывает голову и смотрит чуть затуманенными глазами.

— Колбасит, — даже пытается выдавить из себя скупую улыбку, но вместо этого выходит искаженный болью оскал.

— Понятно.

Пытаться уговорить его на больницу, разумеется, совершенно бесполезное занятие. Игнат — очень упертый человек. И никакие лекции на тему заражения крови ему не страшны.

Сожрав лошадиную дозу антибиотиков, которые каком-то чудом завалялись в моей аптечке, он запивает все это дело оставшимся спиртов и, глядя прямо в лицо обалдевшей мне спокойно говорит:

— Не бойся, кнопка, на мне все, как на собаке заживает.

И сказано это так, что становится ясно — подобное с ним далеко не впервые.

Господи, с кем я связалась?

Кто он вообще такой?

Всеми силами стараясь, запихнуть все эти вопросы в глубь своего подсознания, отправляюсь в свою комнату стелить постель….Игнату. Положу его на диване, а себе разложу кресло. Оно старое, жутко скрипучее. Я тысячу раз грозилась его выкинуть и как же хорошо, что в итоге не сделала этого. Вот, пригодилось.

Постелив постель, отправила пошатывающегося, непонятно как еще держащегося на ногах мужчину, сначала в туалет, а затем в ванную смывать с рук засохшую кровь.

— Ложитесь и спите, — командую, едва он появляется в дверях моей комнаты, — И одежду свою снимайте!

— Воу-воу, боюсь, крошка, я сегодня не в форме, — пытается шутить он, — Тебе придется мне помочь.

— Еще поговорите мне! Вот, — кидаю на постель Руслановы трико, — Переодевайтесь, и спать. Вашу одежду закину в стирку, а то мне все в кровище извозите.

* * *

На этот раз Игнат не спорит. Покорно пристраивает свой бандитский зад на край дивана и принимается разоблачаться. Получается у него плохо, поэтому мне приходится, стиснув зубы покрепче помочь ему и со свитером, и с брюками, и даже с носками.

Я хоть и не трепетная барышня, но все же в процессе этого крайне интимного действа покрываюсь нервной испариной, а затем жгучим румянцем. Благо мужчина тактично молчит и безропотно выполняет все указания, а затем и вовсе с мученическим стоном заваливается на диван и прикрывает глаза.

Собрав в кучу его шмотки, не могу не поглазеть на раскинувшееся мужское тело в одних трусах.

Обычно люди без одежды кажутся уязвимыми.

И это точно не про Игната!

Глядя на рельефное тело, состоящее из одних бугрящихся мышц, испытываешь одновременно страх и легкий трепет.

Сколько же силы в нем?

— Нравлюсь? — неожиданно доносится с дивана.

Тушуюсь, под пронизывающим взглядом, чуть мутных от боли, но от этого не менее наглых глаз.

— Не люблю качков, — мгновенно вспыхиваю я и пулей вылетаю из комнаты.

В ванной со злостью запихнув вещи в стиральную машинку, опираюсь ладонями о раковину и, выдохнув, гляжу на себя в зеркало.

Ну, что греха таить?

Нравится…

Будоражит и рождает странные чувства этот опасный человек.

Несмотря на довольно отталкивающую внешность, его окружает какая-то незримая аура силы и непоколебимого спокойствия. И слабая женщина во мне невольно восхищается этой затаенной мощью, тянется к ней.

Тьфу ты ж!

Это все гормоны…

Не могу вспомнить, когда у меня в последний раз вообще был секс. Кажется в прошлой жизни.

Нетвердой рукой открываю кран с холодной водой, умываюсь и тру кожу лица так, чтобы не только смыть макияж, но и выкинуть всякие дурацкие мысли из головы.

Когда возвращаюсь в комнату, Игнат, кажется, спит.

Спрятавшись за дверцей шкафа, быстренько переодеваюсь в мягкую и теплую пижаму и укладываюсь на скрипучее кресло.

Казалось бы, после такого насыщенного событиями вечера, сон должен прийти мгновенно, но не тут-то было: широко раскрытыми глазами таращусь в потолок, где тонкими тенями отражаются чуть покачивающиеся ветки деревьев за окном, и никак не могу уснуть.

То и дело прислушиваюсь к неровному дыханию мужчины, что лежит в метре от меня и, стараясь не скрипеть креслом, поворачиваюсь на бок, что бы видеть его твердый профиль.

Глядя на то, как медленно опускается и поднимается его грудная клетка, постепенно расслабляюсь и даже проваливаюсь в какое-то странное состояние между сном и явью, когда сознания касается малейший шорох в комнате, а перед глазами пляшут картинки из тревожного сна.

Внезапно я просыпаюсь, будто от сильного толчка в спину и тут же сажусь в кресле, сначала не понимая где нахожусь. Спустя пару секунд фокусирую взгляд на окне, а затем вздрагиваю от едва слышного хрипа, что переходит в негромкий, надрывный стон.

— Игнат? — шепотом зову и медленно поднимаюсь с постели.

Босиком, ежась от холода, приближаюсь к дивану и, склонившись над мужчиной, с беспокойством вглядываюсь в его суровые черты.

— Игнат! — требовательно толкаю его в плечо и получаю в ответ вымученный стон:

— Ну, что?…

— Вы как?

— Хреново.

Кладу руку ему на лоб и выдаю очевидное:

— Блин…горячий.

Перво-наперво чешу на кухню за градусником. Надо как-то заставить Игната измерить температуру.

Разыскав жаропонижающие таблетки, набираю кружку воды и, вернувшись в комнату, сую своему чуть живому рыцарю под мышку градусник.

Он вяло пытается увернуться от моих рук, тихо пыхтит, ворчит, но слабость все же дает о себе знать. Больной Игнат — это более сговорчивый Игнат.

— Полежи со мной, — жалобно стонет он.

— А больше ничего не надо? — опешила от такой наглости.

— Надо, — со всей серьезностью заверяет он и слабо тянет меня за рукав пижамы, — Но это потом.

— А не боишься получить по морде?

— Не-а. Ты девочка добрая и больных бить не станешь.

— Все продумал?

— Ага…

И все-таки я аккуратно, стараясь не тревожить его больной бок, присаживаюсь рядом на диван и, терпеливо дождавшись, когда запиликает градусник, достаю и удивленно дергаю бровями.

— Тридцать девять и два! Черт, Игнат, я вызываю скорую.

— Стой! — жесткая мужская ладонь неожиданно ложиться мне на колено и, шокируя жаром своего прикосновения, чуть сжимает сустав, — Ерунда. Не стоит так рисковать. Вижу…ты там колеса притащила. Закинусь… и все пройдет.

— А друг заражение крови?

— Ерунда, никакого заражения не будет, — упрямо повторяет он таким тоном, будто это не у него жар, а у меня, — Давай колеса.

Понять не могу, почему я его слушаюсь.

Гипноз какой-то…

Послушно подаю лекарства,