С наступающим, интересно, чем? Он громко фыркнул, коротко рассмеялся и пошел в кухню. Мобильник лежал на подоконнике. Он быстро, по памяти, набрал номер Вероники. Ее жеманный голосок, зазвучавший в трубке, мгновенно поднял ему настроение. Это как облизать сладкую ложку, вдохнуть аромат ванили и корицы, упасть в малиновые заросли. Это было ново, необычно, возбуждающе. Ему, очуметь, как нравилось!

Во всяком случае, пока.

Он так устал от Сашиной серьезности! От ее вечного анализа и воспоминаний! Она навешивала бирочки с пометками на каждый день, а потом требовала, чтобы он все это дерьмо помнил. А он не помнил, черт побери! И не хотел помнить! Он хотел двигаться вперед и искать радости в дне сегодняшнем, а не вчерашнем. Она печалилась, ныла, плакала, упрекала его в черствости. А в последнее время принялась угрожать.

– Все, Саша! Все… – поставил он у порога сумки с ее вещами. – Уходи! Я так больше не могу. Я хочу дышать полной грудью.

– А я… Разве я перекрываю тебе кислород? – Ее прекрасные карие глаза наполнились слезами.

– Начинается! – всплеснул он руками и поморщился. – Прекрати, наконец, манипулировать!

– Я не манипулирую, – пискнула она, подхватывая с пола одну из сумок.

– А твои слезы – это что, как не манипуляция?! – Он орал, сам не замечая этого. – Ты постоянно бьешь меня по слабым местам. Знаешь, как я не терплю, когда женщина плачет. И плачешь… И плачешь, мать твою, и плачешь!

Он озверел настолько, что выпихнул ее в распахнутую дверь и выкинул ей вслед вторую сумку. Он должен был это сделать, иначе бы размяк, и все пошло бы как прежде. Он выкинул ее из квартиры. Не отвечал на ее звонки. Бежал к машине, если она подстерегала его у дверей офиса.

Так продолжалось почти неделю, а потом она куда-то подевалась. Перестала звонить, подстерегать, плакать и бросаться ему на шею. Он боялся радоваться и, стоило ему о ней подумать, плевал через левое плечо. В женских силуэтах у стеклянных дверей их фирмы он с опасением искал ее – Сашин. Но она не появлялась вот уже несколько дней. А потом пришел дядя полицейский и показал фотографии обезображенной мертвой девушки. Невостребованной девушки, которую никто не искал.

И что теперь? Что дальше?

Он вернулся в кухню, сгреб со стола посуду и сунул все в посудомоечную машину. Упаковки из кафе скомкал и убрал в пакет. Подумал и решил вынести мусор. Посторонние запахи грозили к утру превратиться в ужасную вонь.

Андрей достал из шкафа черный спортивный костюм. Оделся в теплую куртку и уги. Вышел из квартиры с мусорным пакетом в руке. На улице мело так сильно, что его следы от подъезда до мусорных контейнеров замело за минуту.

Мертвое тело, занесенное снегом. Никаких следов. Что еще там рассказывал навязчивый полицейский? Эта девушка может оказаться Сашей? Ее кто-то преследовал? Жаль, что не выслушал как следует. Ел, слушая хруст не прожаренного картофеля, и раздражался.

Неумно.

Он дошел до подъезда, но вдруг остановился и повернул в сторону автомобильной стоянки. Надо убедиться. Ему надо лично убедиться, что это либо так, либо не так. Саша уже несколько дней не дает о себе знать. Не появляется, не звонит. Это очень на нее непохоже. Она всегда была навязчивой. А тут вдруг…

Машина прогрелась мгновенно. По салону поползло тепло. Ветровое стекло оттаяло. Он тронул руль двумя пальцами, выезжая со стоянки. На немыслимо медленной скорости проехал по двору, потом через арку на ярко освещенную улицу. Влился в поток машин. На первом же светофоре потянулся за телефоном и набрал номер Саши. Сигнала не было. Тишина, и все. Что это могло значить? Она его отправила в «черный список»? Ладно, сейчас доедет до нее и все узнает. Езды двадцать минут.

– Алло, малыш, привет, – не выдержал он, снова набрав Веронику.

– Снова ты? – удивилась она.

– Да. Я.

– Что-то случилось?

– Нет, – подумав, ответил он, решив ничего ей пока не рассказывать.

– Точно?

– Точно. Звоню потому, что соскучился. Может… Может, я приеду к тебе?

– Ой, Андрюша, я после маски с жутко красным лицом, – пожаловалась Вероника. – К утру должно все пройти, но сейчас никак. Прости.

– Ничего.

Андрей свернул, потом еще и еще.

– Ничего, что до завтра? Или ничего, что лицо красное? – хмыкнула Вероника.

– А как бы тебе хотелось?

Он вдруг почувствовал, что начинает вязнуть в ее липких словах, как муха в варенье, и это настораживало. Он не любил бессмысленного словоблудия. Умных, книжных диалогов, которыми его потчевала Сашка, не терпел, но и таких не хотелось тоже.

– Мне бы хотелось, чтобы ты… – слишком растягивая гласные, произнесла Верника, – любил меня и с прыщами, и с красным лицом, и с прекрасным.

Вот это вряд ли!

Андрей едва не расхохотался в телефон. Никаких прыщей! Он всегда и во всем стремится к совершенству. Если Вероника не будет соответствовать, он без сожаления с ней расстанется. Он и с Сашей расстался, устав от нее, практически без сожаления, а она была окружена частоколом влиятельных родственников.

А Вероника что? Кроме модной внешности и гиперсексуальной активности ничего не имела. Ему нравилось с ней сейчас, на контрасте после Сашки. Но никто не обещает, что он станет ее терпеть бесконечно долго.

– Хм… Милая, разве мы не договаривались, что ты будешь держать меня на расстоянии от всяких там женских штучек? – начал Андрей вкрадчивым голосом. – Поверь, ты мне очень нравишься, нам хорошо вместе, но слушать разговоры о прыщах, фурункулах и черных точках я не стану. И еще… Да, я хочу тебя только прекрасной. Все разговоры про то, что и в радости, и в горе, это не мое. Ок?

И Вероника рассмеялась! Не психанула, не расплакалась, не потребовала извинений. Она рассыпалась тихим мелодичным смехом и произнесла дразнящим нежным голоском:

– Ок, милый. Рада признаться, что про радость и горе тоже не мое. Мы в этом с тобой похожи. Так что завтра жду тебя после двадцати ноль-ноль. И да… Я буду прекрасна!

Да, не идеальная схема отношений. Но она его устраивала. Все разговоры о преданности и долге он ненавидел. И если сейчас Саша откроет ему дверь своей квартиры, он повторит ей это снова и снова.

Если, конечно, откроет.

Маша дослушала хрустящий треск будильника, посидела, сгорбившись, пять минут на краю кровати, встала и пошла в душ. Простояла под горячей водой дольше обычного. Спешить не было необходимости: ее смена начиналась в десять. Мария Яковлевна заступала с открытия и уходила сегодня пораньше. У нее к новогоднему столу еще не все было приготовлено. Планировались гости.

У Маши гостей не будет. И сама она в гости не пойдет. В детском доме карантин. Все визиты запрещены.