знание немецкого языка неоднократно помогали Михаилу Имасу. Петр Баран и Иозиф Сабат с нарукавными повязками польских полицейских производили «съемку» района, где военнопленные строили укрепления. Поляки-полицейские не вызывали подозрения. Михаил внимательно присматривался к работавшим на берегу Сана пленным, искал наиболее подходящего человека.

В таких сложных ситуациях Белый, как правило, полагался на свой опыт и умение по самым мелким, на первый взгляд, незаметным признакам определить, кто перед ним: друг или враг, смелый человек или трус. Михаил часто доверял своей интуиции, которая безошибочно подсказывала ему, стоит или не стоит принимать то или иное решение.

Кто же здесь внушает доверие? Выбор пал на немолодого седовласого мужчину.

Петр Баран приказал ему подойти к лейтенанту. Сиплым, простуженным голосом тот доложил;

— Пленный прибыл по вашему приказанию.

Перед Имасом стоял высокий, плечистый мужчина лет сорока. Латаная-перелатаная гимнастерка его выгорела на солнце, вместо армейских пуговиц на ней были деревянные палочки. Взгляд цепкий, оценивающий. Мускулистые руки в синяках и ссадинах.

— Ты когда попал в плен? — Вопрос, заданный на чисто русском языке, прозвучал как выстрел.

Пленный в замешательстве развел руками, раскрыл рот, пытаясь что-то ответить, но никак не мог справиться с волнением.

— Повторяю: когда и где попал в плен?

— Сержант Алексей Серов, будучи раненым, пленен в октябре прошлого года. — Он совсем растерялся: кто перед ним, чего от него хотят? Но какое-то чувство подсказывало — спрашивает друг.

Имас сделал паузу, посмотрел в глаза пленному.

— Вот что, Алексей, перед тобой советский парашютист. Форма на мне немецкая — так нужно в данный момент. Ты не волнуйся, я не провокатор. От тебя пока ничего не требуется.

— Я умоляю вас, помогите мне вырваться на волю. Я хочу драться с фашистами. Вы же можете это сделать, — просил Серов и вопросительно смотрел на Имаса. Смотрел и не верил, что вновь может оказаться на свободе, получить оружие и сражаться. Михаил краем глаза увидел, что к ним приближается немецкий часовой. Он перешел на шепот.

— Это хорошо. Но сейчас нужно другое. Подберите надежных людей и будьте готовы. Сегодня вечером мы нападем на колонну, когда она будет возвращаться в лагерь. Поможете нам без лишнего шума убрать охрану, и мы всех примем в партизанский отряд.

Часовой поравнялся с Михаилом, откозырял ему. Имас спросил:

— Как дела, гренадер?[11]

— Спасибо, господин лейтенант. Хорошо, — Часовой остановился и попросил закурить. Михаил дал ему сигарету, и тот побрел дальше.

Серов был поражен выдержкой и смелостью своего нового товарища.

— Ты иди, сержант Серов, но запомни твердо, что слышал, да товарищам расскажи. Мы обязательно сегодня встретимся.

День клонился к вечеру, когда «лейтенант-связист» вместе с «полицейскими» отправился на телеге в Санок. Километрах в двух от лагеря Белого поджидал Андрей. Десантники совершили бросок через лес, прошли по зеленым полянам и просекам. Отцветала дикая яблоня. Крутились на ветру лепестки-снежинки, припорашивая высокую траву.

Под цветущими акациями Имас доложил Кучерову о маршруте пленных и численности конвоя.

Розовый шар солнца садился за дальние горы. Медленно сгущались сумерки. Мы выбрали место для засады, замаскировались вблизи дороги в густом ивняке. Иван Царенко внимательно просматривал заросли орешника, Странно, птицы садятся на кусты и сразу с криком взлетают. Значит, там кто-то прячется.

Царенко с Кучеровым осторожно подобрались к орешнику.

— А ну! Выходи, кто спрятался!

Тишина. Андрей лязгнул затвором и повторил приказ. Кусты зашевелились. Два оборванных человека помогли третьему, измученному, заросшему лохматой черной бородой, выбраться из орешника.

— Кто такие? Откуда? Куда идете? — уже значительно мягче спросил начальник разведки, догадываясь, что перед ним люди, бежавшие из фашистского плена.

Высокий мужчина средних лет, черный, словно лесной жук, сказал с кавказским акцентом:

— Моя фамилия Георгадзе, вместе со мной из немецкого плена бежали Кикнадзе и Кучава. Польские товарищи сказали нам, что в лесу появились советские десантники. Вот мы и пришли к вам.

НОВОЕ ПОПОЛНЕНИЕ

Глядя на измученных фашистской неволей людей, мы твердо верили — к нам пришли друзья. Я не стал их расспрашивать, где и когда попали в руки к врагу, а приказал прежде всего накормить. Ели они жадно, как могут есть голодные люди: черствые сухари грызли, словно медовые пряники.

Вспомнилось, как наголодался я, выбираясь в 1941 году из окружения… И вот еще раз убедился, что хлеб — великолепный подарок природы и рук человеческих. И никогда его ничем другим не заменить.

В партизанском отряде мы не имели возможности регулярно выдавать бойцам хлеб. И в голодную пору, в сыром, холодном лесу, черный сухарь был вкуснее самого любимого блюда: он пахнул полем, солнцем, придавал сил, звал к жизни.

Александр Георгадзе выделялся среди новичков: он говорил уверенно, чувствовалось, что это человек с твердым характером. Глядя мне в глаза, он попросил:

— Товарищ командир, так вы разрешите нам остаться в отряде? Мы пока слабы, но это дело временное. Родился я в Грузии, закончил строительный техникум, работал в Тбилиси. Добровольцем пошел на фронт, в плен попал в начале прошлого года, побывал в Германии, бежал. За Вислой схватили жандармы и бросили за колючую проволоку. Подобрал надежных товарищей и вот снова бежал. Кикнадзе — сержант, разведчик. Кучава — ездовой. Мы собирались бежать еще зимой — из пересыльного лагеря в Ченстохове, но не было удобного случая. Дайте нам оружие, помогите свести счеты с гитлеровцами!

— Оружие вы получите и еще повоюете, а пока смотрите — вон наши десантники подошли к дороге и в ивняке устроили засаду…

Со стороны реки показалось человек семьдесят измученных пленных, черных от грязи и усталости. Обувью им служили деревянные колодки. Обессиленные люди еле волочили ноги. Охранники держались обочин дороги, чтобы не глотать пыль. Конвоиры, расстегнув воротники мундиров, расслабив ремни, лениво плелись, болтая между собой.

Впереди колонны, принюхиваясь и угрожающе крутя мордой, шла огромная серая овчарка. Вот она остановилась, повернув морду к кустам, подняла уши и залаяла.

Настороженный взгляд Андрея остановился на Имасе. «Что же это такое? Ты нас не предупредил о собаке!» Михаил Данильченко, приподняв автомат, поймал на прицел собачью морду. Короткая очередь распорола тишину леса, пули срезали пса и его хозяина. Парашютисты с громким «ура» устремились к дороге. Пленные напали на конвоиров и, прежде чем те опомнились, обезоружили их и забрали документы.

Десантники переоделись в немецкие мундиры. Кучеров построил пленных, и они двинулись к лагерю. Внешне ничего не изменилось. Правда, исчезла овчарка, но она могла и замыкать колонну.

К этому времени в лагере уже было закончено строительство двух пулеметных вышек, лагерь обнесен колючей проволокой. Комендант