Ольга радовалась, так как в эти месяцы Герберт проводил с ней больше времени, чем когда-либо раньше. Он читал ей готовые страницы доклада, письма и прошения, прислушивался к ее советам. Она научила его писать доклад не весь сразу от начала и до конца, а отдельными кусками, которые потом можно будет по-разному компоновать и использовать в новых докладах. Она научила его говорить без бумажки, сначала он заучивал наизусть небольшие отрывки, потом привык обходиться короткими тезисами. Ольга репетировала с ним, при этом перебивала, делала реплики, в то время как он говорил, задавала вопросы, выкрикивала возражения. Она отучила его от привычки теребить волосы в моменты растерянности или смущения и отучила повышать голос, отвечая на критику и возражения. Она сделала из Герберта оратора.

Она растолковала ему, что если он хочет найти ходатаев и сторонников, готовых вложить деньги в экспедицию, то должен научиться обхождению с самыми разными людьми, а начать учиться этому он может хоть сейчас, в ее деревне. И он стал более обходительным. Пропала его нелюдимость. Но осталась резкость, которая зачастую выглядела как высокомерие.

Тем временем Виктория вышла замуж и уехала в Рейнскую область, а наследница сахарного завода нашла себе другого сахарозаводчика, но, несмотря на это, родители Герберта стояли на своем: Ольга не годится в жены их сыну. Деньги, полученные Гербертом от покойной тетушки, таяли, и родители надеялись, что ввиду надвигающихся финансовых неурядиц сын станет сговорчивей. Пока что результатом было лишь то, что он нашел в Тильзите гостиницу подешевле и перестал арендовать экипаж: в Шмалленингкен он ездил на пригородном поезде, от станции до деревни шесть километров шел пешком – или бежал бегом. А так как перед домом, где жила Ольга, больше не стояла пролетка с лошадью, то Герберт мог оставаться до утра, не привлекая к себе излишнего внимания.

Однажды в декабре Герберт пришел вечером уже затемно. Ольга и не ждала его так поздно. У нее гостил Айк – в той крестьянской усадьбе другие дети заболели, Занна сбивалась с ног от хлопот – всех надо было поить липовым отваром да еще делать компрессы и растирать камфарным спиртом, и Айка надо было уберечь от заразы. Ольга и Айк играли, Герберт поморщился, однако сел рядом и тоже стал играть. Вскоре Ольга занялась ужином, а он с Айком продолжал играть, все втроем они сели ужинать, после ужина Герберт и Айк еще поиграли, пока Ольга мыла посуду. Она слушала, о чем они говорят: «Приятель, не сердись», – это была новая настольная игра, обоим еще не знакомая, и оба сердились, теряя терпение, спорили, смеялись. Потом Ольга уложила Айка спать в кровати, которая, не помещаясь в спальне, стояла на кухне, и низко спустила лампу над столом, чтобы свет не мешал Айку.

Герберт читал – с почтой пришел отчет Амундсена о предпринятом им в 1903–1905 годах плавании по Северо-Западному морскому проходу. Ольга положила перед собой стопку тетрадей и открыла ту, что лежала сверху. Но она не читала. По ее щекам катились слезы.

Герберт поднял голову и взглянул на нее.

– Что с тобой? – Он встал и опустился рядом с Ольгой на колени. Он гладил ее руки и шептал: – Что с тобой?

– Это просто… – Она тоже заговорила шепотом, и тут словно прорвало плотину – Ольга разрыдалась. – Это… – От слез она не могла говорить и только качала головой.

– Что?

– Слышишь, как дышит Айк?

Двадцать первого марта 1911 года Герберт выступил в Альтенбурге с первым из своих докладов и обрел первого финансового покровителя в лице герцога Эрнста Заксен-Альтенбургского.

Он хотел летом 1912 года выйти в плавание и пройти Северо-Восточным морским путем, полагая, что одного года хватит на сбор денежных средств и подготовку экспедиции. Но фон Дригальский подвел – мало того что он не поддержал экспедицию Герберта, он резко выступил против, аргументируя тем, что у Герберта недостаточно географических знаний и нет ни малейшего опыта путешествий в Арктике. Гамбургские и берлинские фирмы не торопились выкладывать деньги на экспедицию, издательство Брокгауза, вначале с энтузиазмом встретившее идею о выпуске открыток, неожиданно потеряло к ней интерес. Герберту до зимы 1912/13 года пришлось мотаться со своим докладом по всевозможным городам, пока он не собрал необходимые средства. И то лишь для предварительной экспедиции, в которой предстояло испытать и проверить снаряжение, провиант, а ее участники могли бы освоиться с условиями жизни в Арктике и сплотиться в единую команду. Герберт надеялся, что успех предварительной экспедиции вызовет в обществе волну воодушевления в пользу его главного предприятия.

Намеченной целью была Северо-Восточная Земля, один из островов в архипелаге Шпицберген; этот малоизученный остров Герберт намеревался пройти из конца в конец до наступления зимы. Он запланировал выйти в поход в начале лета 1913 года, однако ввязался в переговоры о проведении лотереи для финансирования главной экспедиции, а переговоры проходили трудно и затянулись. Когда он наконец выехал в Тромсё, где должен был встретиться с другими участниками экспедиции, заканчивался июль.

Вечером накануне отъезда он простился с Ольгой. В первое время она относилась к этой экспедиции так же, как ко всем столь частым путешествиям Герберта, в которые всегда провожала его на вокзале или в порту. Но тут он попросил ее заранее приехать в Берлин и побыть с ним до отъезда. Ольга приехала; она не понимала, то ли должна радоваться: он так хочет прощальной близости, – то ли тревожиться: ведь, наверное, Герберт втайне испытывает страх.

Он встретил ее на вокзале, привез в квартиру, которую снимал здесь уже несколько месяцев, занимаясь подготовкой экспедиции, и ушел, оставив Ольгу одну, – были назначены какие-то переговоры, и он не мог сказать, когда вернется. Он был какой-то напряженный, загнанный, рассеянный. Ольга решила, что не станет поддаваться этому настроению, однако, дожидаясь его возвращения в этой квартире, она начала беспокоиться, и беспокойство ее все больше росло. Она ходила взад-вперед по квартире, от окна в кухне, откуда был виден двор, шла в коридор и гостиную, к окну в кабинете с видом на площадь с цветниками и фонтаном, – потом обратно. Она не хотела шпионить, но все-таки остановилась у письменного стола Герберта и заглянула в его бумаги: перечни, счета, проспекты, карты, выписки, письма, заметки. Здесь же был листок со стихотворением, переписанным рукой Герберта:

Вот это он и хотел ей сказать? Что он уезжает, чтобы его жизнь оборвалась на взлете?! Быть может, у него на уме вовсе не переход через Северо-Восточную Землю и он вынашивает гораздо более грандиозные планы? Он хочет все-таки пройти Северным морским путем или покорить Северный полюс? И на самом деле он не рассчитывает вернуться до начала зимы?

В кухне она нашла картошку, яйца, сало и приготовила отменное «крестьянское жаркое». Нашла также шампанское, поставила бутылку под струю холодной воды, нашла и красное вино. Вернулся Герберт, они поели. Говорил он лишь об одном – что до сих пор у него нет судна, он должен зафрахтовать судно в Тромсё, а что будет, если в Тромсё не окажется нужного судна?