— Отличные часы, — похвалил он. — Что ж, тогда и я вернусь на работу. Передавайте от меня привет папе. И берегите себя.

Аттикус подождал, пока Дейв не скрылся из виду, и заявил:

— Я знаю, что надо делать.

Тед ощущал горькое уныние своих товарищей по несчастью. Ради попытки к бегству заложники поставили на карту все. А теперь, когда их снова схватили, у них не осталось ничего.

В полной тишине слышались лишь слабые шорохи: Нелли и Натали молча хлопотали вокруг Алистера. По-хорошему, Нелли и самой следовало бы отлеживаться: во время попытки к бегству ее искусали псы Весперов.

Алистеру пришлось хуже всех. Он потерял много крови из глубокой раны в ноге — порезался об острый край скалы, когда пытался, пусть и безуспешно, удержать Феникса от падения с обрыва.

Рана воспалилась. У Алистера начался жар. Часть драгоценного рациона воды приходилось тратить на увлажнение тряпья: девушки прикладывали компрессы к телу больного, пытаясь хоть немного сбить температуру.

Тед знал наверняка, что все старания бесполезны. Преклонный возраст и хрупкое здоровье подкосили Алистера, оставили его без сил. Тед чуял это — как чуял и гнилостный запах заразы, неудержимо распространившейся по телу старика.

Послышался какой-то странный звук — словно бы барабанная дробь, — а следом панический возглас Нелли:

— Скорее! Переверните его на бок!

Голос Натали:

— О господи, что происходит?

— У него судороги…

Теперь Тед понял источник странного шума: в припадке Алистер колотил ногами по полу. Дробь постепенно замедлилась и умолкла.

— Алистер, Алистер, это Нелли. Вы меня слышите?

Дыхание вырывалось из груди раненого медленно и натужно, с надсадным хрипом.

— Храбрецы… — просипел он. — Эми… Дэн… вы все.

— Алистер!

В голосе Нелли звучало столько муки, что Тед вздрогнул.

— Помогите же ему! — Вопль Натали эхом разнесся меж голых стен. — Эй, кто-нибудь, отзовитесь! Скорее!

Тед услышал очередной громкий, судорожный вдох. Волосы на голове у мальчика встали дыбом, по спине побежали ледяные мурашки. Для него, слепого, звук этот был ужаснее зрелища, за которым наблюдали остальные.

А может, и еще ужаснее.

Воцарилась полная тишина.

* * *

— Я вот что думаю, — заявил Аттикус. — Надо…

Телефон Эми зазвонил — тем тоном, что она выставила для звонка Веспера-Один. Короткое сообщение предупреждало, что сейчас будет передана видеозапись. Дэн торопливо открыл лэптоп, чтобы все могли посмотреть видео на экране.

Запись передавали через Скайп. На экране появилась Нелли: глаза полны гнева, по щекам текут слезы.

— Эми и Дэн? У нас плохие новости. Очень плохие. — Она судорожно всхлипнула.

Эми затаила дыхание.

Вид у Нелли был бледный и измученный. Она отвела глаза в сторону, на что-то, не видное в кадре, а потом снова посмотрела в камеру. У Эми создалось впечатление, будто Нелли сверяется с какими-то безмолвными указаниями, что можно, а чего нельзя говорить.

— Он был очень слаб, а потом поранил ногу. Началось заражение. Оно очень быстро распространялось. Мы ничего не могли сделать…

Голос Нелли прервался. Через несколько мгновений она продолжила:

— В самом конце он думал о вас. Сказал: «Храбрецы, Эми и Дэн, и все вы». А потом…

Нелли опустила голову и зарыдала, потеряв способность говорить. Наконец она вытерла слезы и взглянула в камеру:

— Он умер, ребята. Дядя Алистер умер.

Первой реакцией Эми была черная ярость — та, что поднимается сплошной волной, душит, застилает глаза. Горе придет позже, а пока девочка испытывала лишь неукротимый гнев.

— Я знаю, вы меня слышите! — закричала она в компьютер. — Я-то думала, у вас хоть какие-то понятия о чести остались — пусть и на ваш собственный извращенный лад! Как вы могли это допустить?

Изображение Нелли сменилось иконкой программы. Искаженные специальным устройством, слова Веспера-Один звучали механически и бездушно:

— У вас осталось сорок восемь часов.

Связь оборвалась. Дэн выругался — негромко, но яростно. Он дрожал от гнева и горя. Эми положила руку ему на плечо, а свободной рукой подковырнула ранку на шее, оставшуюся от порохового ожога. Как ни глупо, хотелось ощутить реальную физическую боль, под стать душевной боли, от которой разрывалось сердце.

Было больно. Очень.

— Аттикус, — тихо промолвил Джейк. — Пойдем в машину.

Эми посмотрела на него с благодарностью, но он уже отвернулся.

Дэн сидел на скамейке, упершись локтями в колени, повесив голову и бесцельно выдергивая торчащую из джинсов ниточку. На сестру он не смотрел.

— Нелли сказала, перед смертью Алистер назвал нас храбрецами. Как по-твоему, он имел в виду, что мы должны храбро держаться, или что он нас считает храбрецами? — Он не дал сестре времени ответить. — Наверняка и то, и другое сразу.

«Да. Да, но…»

Эми закрыла глаза. Слезы жгли веки.

— Дэн, — прошептала она. — Я больше не могу.

Несколько секунд Дэн молчал.

— Знаю, — ответил он. — Это все… ужасно. Но, Эми…

Он прижался к ней. Эми открыла глаза и посмотрела на брата.

— Во-первых, у нас нет выбора, — веско произнес он. — В смысле, вот что делать — сдаться и бросить заложников на произвол судьбы? А во-вторых, помнишь, ты сама говорила Гамильтону… Эразм и Феникс хотели бы, чтобы мы довели дело до конца. Ты ведь не просто так сказала, чтобы утешить Йону. Это же правда!

— У меня сейчас такое чувство, будто вообще ничего не осталось. Все разбито, втоптано в прах…

Голос Эми оборвался. Брат и сестра долго сидели бок о бок. Молчание окружало их коконом печали.

Наконец Дэн выпрямился.

— Знаю, что нам сейчас надо, — сказал он. — Буррито, которые можно разогревать в микроволновке.

Любимое изобретение Алистера. Эми слабо улыбнулась.

— Помнишь, какую вечеринку он устроил? — продолжал Дэн.

— Мини-буррито в виде закуски, буррито как основное блюдо — и буррито с мороженым на сладкое!

— Помнишь, мы оттащили остатки в столовую для бездомных — сколько там буррито оставалось?

— Восемьдесят семь, — ответил Дэн. — Я считал. Алистер огорчался, мол, мало съели, но мы и так объелись до отвала, больше не лезло.

— Да, смешной он был, — вздохнула Эми. — И никак не мог разобраться, как же к нам относиться. Хотя, по-моему, мы ему с самого начала нравились.