Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мэллори почувствовала, что уже устала сопротивляться. Она всегда внушала себе, что Алекс волокита, чуть ли не развратник. А теперь он внес хаос в ее рассудок, и как-то так получилось, что ситуация больше не казалась девушке непристойной…
Мэллори чувствовала, что в ней что-то рвется, она почти физически это ощущала.
— Если мы с тобой станем близки… — начала девушка.
— Станем, — сообщил он, еще усиливая искушение.
— Я хочу, чтобы это осталось тайной, — потребовала она.
Алекс помолчал, потом сказал:
— Ты хочешь, чтобы я стал твоим тайным любовником?
— Я не хочу, чтобы мои родители стали жертвой сплетен. И это последняя разумная вещь, которую я хочу сказать.
Он приподнял ее на уровень своих губ и спросил:
— Готова сойти с ума? Ты так хороша на вкус, что жду не дождусь, когда можно будет попробовать тебя всю.
— И не надо. Не жди, — прошептала она.
А он все-таки ждал, именно для того, чтобы огонь в ней разгорелся еще жарче. Мэллори думала, что Алекс немедленно потащит ее в отель. Он же вместо этого продолжал танцевать с ней на пляже и целовать ее так, что у нее подгибались колени.
Они были одни на ночном пляже. Да Мэллори и не заметила бы никого — все ее внимание было поглощено Алексом. Одна его рука скользнула вверх и остановилась на груди у кромки платья. Девушка почувствовала, как от его прикосновения набухли соски. Сознание предельной опасности и вместе с тем опьянение нарастали.
— Разве мы не можем вернуться в номер? — спросила она и прикусила губу, потому что один из его пальцев уже проник под кромку платья и коснулся груди.
— Вернемся. Конечно. Я хочу провести с тобой много времени. Как только мы вернемся в номер, я сорву с тебя все твои одежки, сорву, потому что медлить уже не смогу. У тебя такая нежная и приятная на вкус кожа… — пробормотал Алекс и поцеловал ее в шею.
У нее опять екнуло сердце.
— Мне нравится, как отзывается твое тело, — прошептал он. — Когда я тебя касаюсь, ты делаешь короткий вздох и затаиваешь дыхание. Это потому, что ты хочешь большего? Или меньшего?
От острого желания Мэллори опять прикусила губу, но все же прошептала:
— Большего. — Потом смело взялась за пуговицы его рубашки, провела рукой по мускулистой груди и добавила: — Я тоже хочу тебя всего.
Он положил ладонь на затылок Мэллори и, немного отклонив голову девушки, опять прижался к ее губам. На этот раз поцелуй был гораздо решительнее и агрессивнее. Потом поставил ногу между ее ног, и у Мэллори остановилось дыхание. Алекс тихо выругался.
— Время уходить. Если бы это был частный пляж…
В воображении Мэллори пронеслась картинка, как обнаженный Алекс овладевает ею прямо здесь, на пляже. Яркое видение потрясло ее до глубины души.
Он повел ее в отель. Она шла и спотыкалась, ноги ее вдруг сделались ватными.
— Все в порядке? — забеспокоился Алекс.
— Да. Нет, — Мэллори с трудом проглотила комок, вставший в горле от страха и нетерпения. Она никогда еще не испытывала такого сильного возбуждения. Никогда еще так не желала отдаться мужчине и самой владеть им. — Я просто… просто я очень хочу тебя.
Их взгляды встретились, и она увидела, что в его глазах отражается такая же жажда, какую она чувствовала каждой клеточкой своего тела.
Алекс быстро, но властно ее поцеловал.
— Ты меня получишь, — пообещал он твердо и повлек ее в отель.
Войдя внутрь, он свернул в правый коридор.
— Поднимемся на запасном лифте. Мне сейчас совсем не хочется разговаривать с кем-то из служащих.
Лифт их ждал, как будто понимал, что Алексу лучше не препятствовать. Двери немедленно распахнулись, и Алекс затащил Мэллори в кабину. Не успели двери лифта закрыться, как Алекс уже целовал ее, его точило нетерпение.
У Мэллори от его прикосновений и внутренней горячки так кружилась голова, что, когда двери лифта опять открылись, она уцепилась за Алекса. Лифт принял еще одного человека. Вошедший взглянул на Мэллори раз, другой, даже третий и через три этажа вышел.
Девушке стало так неловко, что она даже закрыла глаза.
— Ты его знаешь? — поинтересовался Алекс.
Она покачала головой.
— Что, у меня все на лице написано? Я так влюблена, что не могу…
Он положил палец ей на губы.
— Ты не одна такая.
В этот момент лифт наконец-то добрался до их этажа.
Алекс повел Мэллори в номер и, едва закрыв дверь, немедленно заключил ее в объятья.
— Мне кое-что нужно тебе сказать. Мне нужна ты, твое тело, твой голос. Ты вся.
Он увлек ее в глубь номера, осторожно опустил на диван и поцеловал так, что она почувствовала и наслаждение, и небывалую жажду. Алекс нащупал на боку платья молнию и расстегнул ее. Через мгновение он спустил платье так, что обнажилась грудь.
Мэллори на миг почувствовала холод, но тут же согрелась: ее опалил зноем его взгляд. Алекс дотронулся сразу до обоих, ждущих его, сосков. Она, едва сдержав стон, отвела взгляд в сторону.
— Нет-нет, — сказал он и мягко повернул голову Мэллори так, чтобы она смотрела только на него. — Не прячься. И не сдерживайся. Я хочу видеть каждый твой взгляд, чувствовать каждый отклик, слышать каждый звук.
— Ну что ж, давай по-честному — Отбросив в сторону все тревоги и сомнения, она стала расстегивать пуговицы на его рубашке. Подгоняемая его взглядом, она, как только справилась с оставшимися пуговицами, прильнула обнаженной грудью к груди Алекса.
Их стоны слились в один. Алекс оставил на ее губах целую серию поцелуев. Потом он стащил с нее платье, и одна его рука скользнула вниз. Опытные пальцы сразу нашли самое интимное место Мэллори.
Он опять застонал, и этот стон пронизал все тело девушки.
— Ты такая горячая, — пробормотал Алекс. Его низкий, хриплый голос был полон радости и желания. — Я хочу тебя всю и сразу.
Он уложил Мэллори на огромную, почти безразмерную кровать и покрыл шею девушки легкими поцелуями. У Мэллори в низу живота что-то задрожало.
Алекс ласкал ее соски по очереди и одновременно гладил ее меж бедер. У девушки голова пошла кругом.
Ей все же удалось выговорить:
— Алекс, я хочу… я хочу тебя.
Встретив его взгляд, она опустила руку и начала расстегивать ремень.
От желания у Алекса потемнели глаза. Он поднялся, сбросил брюки и все остальное.
Ошеломленная видом его наготы, она разглядывала это мускулистое тело, от широких плеч, крепкой груди и плоского живота до мужского естества… О господи!