Мы оставались на корабле около получаса, потом бабушка поцеловала меня на прощанье и обещала как-нибудь взять с собой.

На следующей неделе мама начала отправлять рождественские открытки — иногда она бывала погружена в это занятие по нескольку дней подряд. Правда, она не называет их рождественскими открытками. Просто праздничными поздравлениями. Вообще-то, мы не празднуем Рождество. Мы дарим подарки, но родители говорят, что в Америке так принято. Отец говорит, что эти рождественские открытки напоминают маме ее детство. Она посылает их людям, с которыми прошли ее детские годы, и они тоже ей пишут. Так, раз в год она узнает, кто на ком женился, у кого кто родился и всякое такое. Одну открытку она всегда посылает своему брату, с которым я не знакома. Он живет в Калифорнии.

В этом году я сделала странное открытие. Я обнаружила, что мама писала рождественскую открытку своим родителям в Огайо. Однажды, когда я не пошла в школу из-за простуды, я разглядывала кипу рождественских открыток, и вот! — на одном конверте было черным по белому написано: мистер и миссис Хатчинс, а это они и есть — мои дедушка с бабушкой. Я ничего не сказала маме. Я чувствовала, что мне не следовало этого знать.

В школе мистер Бенедикт бегал, как заведенный, пытаясь выяснить, что стало с новыми костюмами для хора. Вся школа готовилась к рождественско-ханукальному представлению, устраиваемому для родителей. Наш шестой класс был хором. Нам не пришлось даже тянуть жребий. «Класс мистера Бенедикта будет хором», — объявил директор. Каждый день мы репетировали с нашей учительницей по музыке. Мне казалось, что когда Рождество будет наконец позади, у меня совсем не останется голоса. Мы выучили пять рождественских гимнов и три гимна для Хануки. Мальчики пели в основном альтами, а девочки сопрано. После Дня Благодарения с нас сняли мерки для новых костюмов. В АРУ решили, что старые уже никуда не годятся. Новые костюмы будут не черными, как раньше, а зелеными. И в руках у нас вместо свечей будут маленькие электрические фонарики.

Мы должны были пройти через весь коридор и войти в зал с пением «Все верные Богу»[4] (на английском и латыни). Все это мы отрабатывали не один раз. Идти надо было двумя колоннами: с одной стороны мальчики, с другой — девочки. И, конечно, мы были выстроены по росту. Я шла сразу за Дженни, потому что Рут перешла в другую школу. В паре со мной оказался Норман Фишбейн. Я не смотрела на него, просто шла, глядя прямо перед собой, и пела очень громко.

За неделю до праздника Алан Гордон сказал мистеру Бенедикту, что не будет петь рождественские гимны, потому что это против его религии. Тогда Лиза Мэрфи подняла руку и сказала, что не будет петь никаких других гимнов, кроме рождественских, потому что это тоже против ее религии.

Мистер Бенедикт объяснил, что гимны — для всех и религия тут ни при чем, но на следующий день Алан принес из дома записку, и с этого момента он только ходил со всеми, но не пел. Лиза пела, когда мы входили в зал, но когда доходило до ханукальных песнопений, то даже не шевелила губами.

Бог, ты здесь? Это я, Маргарет. Я хочу, чтобы Ты знал: в этом году я много думаю о Рождестве и о Хануке. Я пытаюсь решить для себя, что мое, а что нет. Я, правда, очень много думаю об этом. Но пока не нашла никакого ответа.

Наши новые зеленые костюмы были привезены в школу как раз накануне праздника, и нам было сказано взять их с собой домой и отгладить. Помимо костюмов и фонариков мне понравилось еще то, что я сидела в первом ряду хора лицом к аудитории, и малыши-дошколята сидели прямо передо мной. Некоторые из них пытались дотянуться ногами до наших ног. Один мальчик описался во время представления, когда Мария с Иосифом приходят в гостиницу. На полу появилась лужа: прямо напротив Дженни. Она продолжала петь, стараясь делать вид, что ничего не замечает. Было очень смешно, и я с трудом сдерживалась, чтобы не рассмеяться.

Сразу после рождественского праздника начинались каникулы. Когда я пришла домой, мама сказала, что меня ждет письмо.

— Маргарет, тебе письмо, — крикнула мама из студии. — Лежит на столе.

Я почти не получаю писем. Наверно, потому, что никогда на них не отвечаю. Я сразу кинулась к столу и схватила его. Мисс Маргарет Саймон, значилось на нем. Я перевернула конверт, но обратного адреса не было. Я стала думать, от кого бы оно могло быть. Так гораздо интереснее, чем вскрывать сразу. Впрочем, это могла быть просто реклама. Наконец, когда я не могла уже больше терпеть, я вскрыла его — очень осторожно, чтобы не порвать конверт. Это было приглашение! Я сразу догадалась по картинке: мальчишки и девчонки танцуют вокруг магнитофона. Внизу была подпись: ПРАЗДНИЧНЫЙ ВЕЧЕР.

Интересно, кто устраивает вечер? И к тому же приглашает меня? Конечно, я могла узнать сразу. Стоило только заглянуть внутрь открытки. Но так было интереснее. Я перебирала в уме разные возможности. Это, конечно, не от «сенсаций»: если бы от них, я бы сразу поняла. Может быть, от нью-йоркских знакомых или от кого-нибудь из летнего лагеря, но ведь я еще не писала никому из старых друзей, и они до сих пор не знают моего адреса. Я посмотрела на штамп: Нью-Джерси. Интересно, подумала я. Кто же? Кто? Наконец, я открыла.

«Норман Фишбейн!» — простонала я. Этот слюнтяй и нытик. Я никогда с ним не разговаривала. И чего ему вздумалось приглашать меня. Да еще на ужин!

— Мам! — крикнула я, вбегая в студию. Мама в это время отошла от холста, чтобы посмотреть на свою работу со стороны. Кисточку она держала в зубах.

— Попробуй догадайся!

— Ну, что там? — спросила мама, не вынимая кисточки.

— Я приглашена на вечер. Вот, смотри…

Я показала ей приглашение. Она прочла.

— Кто это — Норман Фишбейн?

Она вынула кисточку изо рта.

— Из моего класса.

— Он тебе нравится?

— Так, средне. Можно, я пойду?

— Ну что ж… думаю, да.

Мама добавила в натюрморт еще красного. Тут зазвонил телефон.

— Я возьму.

Я помчалась в кухню и с бьющимся сердцем сняла трубку.

— Привет, это Нэнси. Тебя пригласили?

— Да, — сказала я. — А тебя?

— И меня. Нас всех: Дженни и Гретхен тоже.

— Ты сможешь пойти?

— Конечно.

— Я тоже.

— Никогда не бывала на праздничном ужине, — призналась Нэнси.

— И я. А как надо одеваться?

— Моя мама собирается звонить миссис Фишбейн. Я тебе тогда перезвоню.