«Ты мой, ты мой, ты мой!» — застучало в висках, и Ольгерд почти прорычал:

— Не-е-ет!

Вслед за возбуждением по венам прокатилась закипающая ярость. Остро захотелось причинить девушке боль, увидеть в этих холодных бесчувственных глазах страх. Он навалился на нее всей тяжестью, лихорадочно стягивая с себя штаны и не понимая уже, чего сейчас в нем больше — злости или вожделения.

Женское тело вздрогнуло и изогнулось от его первого толчка, а он, словно желая избавиться от стоящего в ушах голоса, вбивал и вбивал свою плоть с каждым разом все яростнее и ожесточеннее. Желание причинить ей боль заглушало все, а девушка будто наслаждалась его неистовством.

Лед ее глаз полыхнул голубым огнем:

— Ты мой!

— Не-е-ет! — прохрипел Ольгерд, а длинные когти впились в спину, раздирая кожу.

— Ты мой!

— Не-е-ет! — Его пальцы с силой сдавили ненавистную белую шею, а ее алые губы, не шевелясь, выдохнули, как стон:

— Мо-о-ой!

Под этот стон по телу Ольгерда прокатилась волна оргазма. Парализующий спазм словно сорвал занавес наваждения, и, очнувшись, Ольгерд ужаснулся тому, что делает. Отшатнувшись, он отпустил горло Ираны, и та, жадно глотая распахнутым ртом воздух, схватилась за шею.

Не в силах объяснить свой поступок, парень вскочил и, подобрав одежду рванулся к выходу, но голос Ираны догнал его:

— Не уходи! Я знаю, Ирглис не отпускает тебя, но тебе не нужно ее бояться.

Остановившись у полога, Ольгерд резко обернулся:

— Я никого не…

Не дав ему закончить, Ирана поднесла указательный палец к губам:

— Я знаю! Просто попробуй принять ее, и она даст тебе то, что ты больше всего желаешь. Она поможет тебе отомстить!

Глава 8

Год 121 от первого явления Огнерожденного Митры первосвятителю Иллирию.

Лагерь императорской армии под стенами Ура

Тяжелый взгляд уперся в грязное пятно на подволоке и бездумно замер на его бесформенных обводах. В голубых, чуть навыкате глазах отразилась безысходная тоска и отчаяние. «Вот до чего я докатился, — Василий преисполнился жалостью к самому себе. — Я, император половины мира, вынужден влачить столь жалкое существование!»

В этот момент он не актерствовал, а искренне жалел себя. Живущий сиюминутными порывами, Василий не выносил затяжного напряжения — оно выводило его из себя. Если задача не решалась быстро, если дело требовало времени, а еще хуже — приложения усилий, то он не просто терял к нему интерес — оно вгоняло его в настоящий ступор.

Прошло всего несколько дней с того момента, как они с сестрой оставили императорский лагерь и перебрались сюда, в расположение диких легионов. Первая эмоциональная речь, звон золотых монет и восторженный солдатский рев — все это осталось в прошлом, сменившись рутинными переговорами с варварскими вождями, торгующимися из-за каждой мелочи. Было невыносимо видеть, как унижалась сестра, разговаривая с ними как с равными, а это сволочье, это дикое быдло настолько обнаглело, что уже не падало ниц, обращаясь к нему, императору, а всего лишь кланялось, бросая наглые, любопытные взгляды. Варвары тянули из них золото, находя тысячи дурацких отговорок, когда речь заходила о штурме мятежной части лагеря. Это бесконечное переливание из пустого в порожнее и полная бесперспективность их нынешнего положения повергли Василия в глубокую апатию. Все, о чем он мог думать сейчас, выражалось одной фразой: «Ненавижу их всех! Жалких мерзких людишек, думающих лишь о своей мошне и неспособных понять моего высокого предназначения!»

— Василий!

Голос сестры заставил его оторваться от созерцания пятна и обратить внимание на сидящего напротив Сцинариона.

— Ты слышишь, о чем говорит Варсаний? — В тоне августы мелькнуло злое раздражение. Последние дни дались ей нелегко. Убедить даже своих легатов поддержать Василия было непросто, а дикари так вообще не желали разговаривать с женщиной. От брата помощи было не дождаться — он только все портил своей хандрой и капризами. Всю тяжесть переговоров ей приходилось тащить на себе, и тут, как бы Зоя ни относилась к Варсанию, она должна была признать — без его помощи все ее замыслы рухнули бы в первый же день.

Сейчас глава имперской канцелярии излагал свой план по выходу из положения, и хотя Зоя сразу поняла, в какое дерьмо втягивает их Варсаний, ей приходилось слушать, поскольку альтернативу она действительно не видела. Голова была абсолютно пуста, не считая понимания, что с противоположной стороной необходимо договариваться, пока на руках есть еще хоть какие-то козыри.

Одергивая брата, Зоя совершенно не надеялась услышать от него что-нибудь путное — просто она была раздражена и на кого-то это все надо было выплеснуть.

— Так что, так и будешь молчать и пялиться на потолок, как идиот⁈ — сестра повысила голос, и Василий, обиженно поджав губы, прогундел:

— Я не расслышал, о чем ты говорил, Варсаний.

Скрыв за маской понимания усмешку, Великий логофет чуть склонил голову.

— Конечно, мой император! На первый взгляд, суть моего предложения покажется вам неприемлемой, я сам не сразу смог согласиться с собой, но… — Сцинарион выразительно развел руками. — Другого выхода я не вижу.

По лицу Василия пробежала волна нетерпения.

— Не тяни, Варсаний! О чем ты?

Бросив короткий взгляд на августу, логофет начал повторять то, что уже изложил минуту назад:

— Совершенно очевидно, на данном этапе договориться с противоположной стороной практически невозможно, но и решить конфликт силовым путем мы тоже не можем. Выбить два железных легиона, окопавшихся в лагере, нереально — по крайней мере, с нашими силами.

Угрюмо молчавший Василий неожиданно раздраженно взорвался:

— Нереально! Нереально! Я устал слышать это! Меня окружают одни трусы! Четыре легиона против двух, а вам все мало! У нас есть золото, возьмите! Заплатите вождям варварской конницы и бросьте ее тоже в бой!

Зоя посмотрела на брата с жалостью, а Сцинарион, терпеливо переждав вспышку гнева, мягко продолжил:

— Варвары ненадежны. Золото они, конечно, возьмут, но на убой не пойдут. Пространство ограничено, нам негде использовать численное превосходство, а на том узком пятачке между рекой и скалами железные легионы перемелют и десятикратно превосходящие силы.

Василий затих, а в голосе Варсания послышалась убеждающая сила:

— Мой император, поймите, наши преимущества тают с каждым днем. На дикарей нельзя положиться. Сегодня они за вас, а что будет завтра, когда они вытянут из казны все золото? Потом, уже три дня, как вся армия в постоянной боевой готовности. Для имперских легионеров это не