Рокко подошел к ней сзади, отвел волосы от ее лица и стал их удерживать рукой.

– Уходи, – жалобно произнесла она.

– Нет, я не уйду. Тебе плохо. – Он подождал, пока она откинется назад. Ее тело сотрясала дрожь. – Ты закончила?

Чарити слабо кивнула, и он подхватил ее на руки, замечая, что ее кожа покрыта бисеринками пота.

– Пить, – попросила она.

– Конечно. Но сначала я уложу тебя в постель.

– Однажды ты уложил меня в постель, поэтому я теперь мучаюсь, – пробормотала она.

– Это из-за беременности? – Положив Чарити в центр кровати, Рокко размышлял, не накрыть ли ее одеялом.

– Ну, это не пищевое отравление.

– У меня нет опыта общения с беременными женщинами, – произнес он, чувствуя, что оправдывается. – Я знал, что во время беременности женщин тошнит, но я не предполагал, что все так серьезно.

Она подтянула колени к груди, выглядя жалкой и уязвимой:

– В моем случае это невыносимо.

– Вчера ты вроде бы хорошо себя чувствовала, – сказал он.

– Меня тошнит только по утрам.

– Тебе холодно?

Она вздрогнула:

– Нет, мне жарко.

– Ты дрожишь.

– Ну, теперь я замерзла, – сказала она.

Рокко никогда ни о ком не заботился. После смерти матери он жил у многих приемных родителей, но нигде не задерживался дольше чем на пару месяцев. По своему опыту он знал, что постоянно только то, что он сам себе купил. Поэтому он вкладывал деньги в вещи: кирпич и мрамор, автомобили и земли. Люди казались ему слишком непостоянными.

Он смутно помнил, что, когда был болен, мать приносила ему чай с лимоном. Возможно, это было совсем не воспоминание. Вероятно, он себе это придумал.

В любом случае он решил принести Чарити чай.

Чарити наблюдала, как Рокко молчаливо поворачивается и выходит из комнаты. Она на самом деле не ожидала, что он так уйдет, но, учитывая все обстоятельства, испытала облегчение. Она ужасно застыдилась, когда Рокко вошел, пока ее тошнило. Мало того что рвота была сильной, так еще и Рокко оказался свидетелем ее недомогания.

Она не хотела, чтобы он видел ее в таком плачевном состоянии.

Чарити подползла к изголовью кровати и залезла под одеяло, чувствуя сильную усталость.

Она смутно заметила, что на Рокко был костюм, в котором он ужинал с ней прошлым вечером, хотя он был без галстука и пиджака. Это означает, что его не было дома всю ночь. Весьма вероятно, что он был с любовницей.

К усталости прибавилась обида, и Чарити вздрогнула. По крайней мере, придя к ней в ванную комнату, он вел себя по-доброму. Он придерживал ее волосы. Он отнес ее в постель.

Через несколько мгновений Рокко вошел в спальню, неся поднос. Его черные волосы были растрепаны, рубашка распахнута, представляя взору загорелую кожу и темные волоски на груди. Рукава рубашки были закатаны до локтей. Чарити обратила внимание на его мускулистые предплечья.

– Что ты делаешь? – спросила она, когда он поставил перед ней поднос с чайником, чашкой, маленькой тарелкой с тостами и вареньем.

– Обычно так делают, когда кому-то плохо. Разве нет?

– Ну, это не помешает. – Она села, откинувшись на кучу подушек.

Рокко налил Чарити чая и протянул ей чашку:

– Осторожно. Не обожгись.

Она поднесла чашку к губам, осторожно подула на чай и спросила:

– Почему ты такой добрый со мной?

Откашлявшись, он нахмурился:

– Я не добрый, а практичный. Если ты умрешь, это не принесет пользы ни тебе, ни мне.

Она сильнее подула на чай:

– Я не знаю. Если бы я умерла, тебе не пришлось бы со мной возиться. Тебе не надо было бы становиться отцом.

Он помрачнел:

– У меня в жизни было вполне достаточно потерь, спасибо. Я хочу, чтобы ты жила. И ребенок тоже.

Она посмотрела на чай:

– Извини. Я неудачно пошутила.

– По-моему, ты думаешь обо мне гораздо хуже, чем следует, – медленно и осторожно произнес он.

– Возможно, – сказала она. – Но разве можно меня винить, учитывая обстоятельства нашего знакомства?

– А можно ли винить меня, учитывая обстоятельства нашего знакомства? – Его взгляд был спокойным и серьезным.

Чарити вдруг почувствовала угрызения совести.

– Я думаю, что нет. – На самом деле она не знала, что сказать. Потому что она не могла оправдать свои действия. Многие годы она занималась мошенничеством. С раннего детства отец внушал ей определенную модель поведения, от которой теперь не так легко отказаться. Но чем старше становилась Чарити, тем труднее ей было оправдывать свои поступки.

– Прости меня, – неожиданно произнесла она.

– Почему ты извиняешься? – Рокко мрачно поджал губы в тонкую линию.

– Потому что мы тебя обокрали. Это неправильно. Можно притвориться, что ты мстишь богачам, отбирая у них деньги. Но, в конце концов, это все равно воровство. Если бы ты знал моего отца, ты бы понял, как легко он втягивает в свои планы других людей. Он умеет заставить людей расстаться с их деньгами. Он очень убедителен. Он умеет внушить человеку, будто у него все будет в порядке. Я плохо поступала, помогая ему. И мне жаль.

Внезапно Чарити ощутила себя истощенной и одинокой.

– Как ты думаешь, бывает ли в жизни момент искупления? – спросила она.

– Я об этом не размышлял. – Он присел на край кровати. – Разве это так важно? Ты хочешь, чтобы тебя считали хорошей?

– Мне было все равно, хорошая я или плохая. Я помню, как однажды спросила отца, почему мы боимся хороших людей и полиции. Ведь по телевизору их называют хорошими. А те, кто убегает от полиции, плохие. Он ответил, что все не так просто. Он сказал, что иногда хорошие люди совершают недостойные поступки, а плохие люди – достойные. Он сказал, что не каждый человек в униформе хороший. Но я просто хотела знать, хорошие ли мы с ним. Я по-прежнему этого не знаю.

– Это имеет значение?

– А по-твоему, нет? Я хочу, чтобы наш ребенок вырос достойным человеком. Но для этого я сама должна исправиться.

– По своему опыту скажу, что бывают либо по-настоящему хорошие, либо по-настоящему плохие люди. Многие считают меня злодеем, но я ни разу не нарушал закон. Тем не менее я делаю то, что считаю нужным. Я построил свою жизнь так, как хотел. И какая разница, хороший я или плохой?

Чарити нахмурилась:

– Я не знаю. Но я не уверена, что точно знаю, какая я.

– Как ты думаешь, няня поможет нам ответить на такие вопросы?