Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А если я позвоню ему и спрошу?
– Ну, если это вам так необходимо, – с презрительным недоумением воззрился на нее мужчина, потом достал из кармана пиджака и протянул ей свой мобильный телефон. – Вот, я уже набрал Женькин номер, посылайте вызов. Вообще-то он даже в курсе, что я тут сейчас сижу.
Олеся заколебалась, отмахнулась от протянутого телефона и кивнула Павлу:
– Так в чем суть вопроса?
– Да в том, что надо бы на волне интереса подсунуть журналистам историю вашего знакомства в лучшем виде, – с готовностью отвечал Павел. – Я не знаю подробностей, но знаю, что вы вроде бы учились с Женей в одной школе, да? И он конечно же был в вас без памяти влюблен. Красивая история, черт меня побери.
– Нет-нет, – поспешила сказать Олеся. – Я не согласна. Это только наша история. Больше никого не касается.
При этих словах Павел рывком поднял голову, смерил женщину внимательным взглядом, в котором Олеся вновь отчетливо прочитала раздраженное презрение.
– Господи, да чего же вы так боитесь, деточка? Конечно, вы к этому не привыкли. Да, у нас тут свои законы, в которых, поверьте, нет ничего дурного или противоестественного. Просто в вашем мирке они не в ходу и априори рассматриваются как некое вселенское зло. Хотите, озвучу вам один из законов нашего мира? Говорить и молчать надо со смыслом, а не потому, что или говорить нет настроения, или молчать нет мочи. Если некая звезда уверяет, что ни за что не пустит журналистов в свою личную жизнь, значит, в этой жизни нет ровным счетом ничего достойного интереса, одна гадость и серость. Приходится компенсировать это завесой тайны. А вот если есть что сказать, то надо понимать, в какой момент это необходимо сказать, чтобы было красиво, но не пошло и не избито. У вас в пассиве как раз есть подходящая история. За чем же дело стало?
– Я не могу принять такое решение одна, – пробормотала Олеся, желая поскорее отделаться от визитера.
– Но я же сказал вам – позвоните Евгению! – крикнул, хлопая себя по ляжкам, незваный гость. – Вот же, я даю вам телефон. Обсудите этот вопрос с ним. Ну что же вы, в самом деле…
Слова «такая тупая» Павел благоразумно опустил, лишь рывком выпростал вперед руку с зажатым телефоном. Повинуясь этому звериному напору, Олеся взяла телефон и вышла с ним в соседнюю комнату. Тупо глянула на табло с набранным номером и едва не нажала кнопку вызова, но опомнилась и отшвырнула телефон на диван.
«Что ты делаешь, безумная? Как только подобная статья увидит свет, найдутся десятки людей, готовых доказать, что Олеся Тарасова никогда не училась в городе Воронеже и ее отец никогда не был военным. А ведь где-то живет дочь бывшего кадрового военного Олеся Марченко, и об этом тоже знают сотни людей».
Она бегом вернулась в гостиную, сунула в руку гостя телефон и произнесла с напором:
– Пожалуйста, уходите, я не желаю, чтобы моя личная жизнь становилась достоянием гласности.
Человек удалился, насмешливо скаля зубы и поглядывая на Олесю как на придурочную. После его ухода она все же позвонила Жене. Заговорила сначала о чем-то другом, но зуб не попадал на зуб, слова комкались, и скоро Женя сам догадался спросить:
– Что случилось, Лесенька?
– Тут приходил один человек, – понизив голос, начала рассказывать Олеся. – Сказал, что он у тебя вроде как пресс-аташе, но соврал, конечно. Ведь ты бы мне обязательно позвонил, если б направил его ко мне. Он хотел напечатать в газетах статью о наших с тобой отношениях начиная с детства, то есть со школы, с Воронежа. Я его прогнала. Это ведь какой-то самозванец, верно?
Женя рассмеялся мягко, необидно, но Олеся все равно обиделась.
– Ну что ты смеешься?! – воскликнула она, едва справляясь с подступившими слезами.
– Бедная ты моя, – уже без смеха произнес Дорохов. – Замучилась с этими акулами пера. Ну как мне тебя убедить, чтобы ты перестала обращать на них внимание?
– Но этот же человек не работает на тебя, правда? – гнула свое Олеся.
– Конечно, нет у меня никакого пресс-аташе. Но человека этого я знаю. Он журналист, и в общем-то неплохой мужик. Немного надоедливый, конечно, но ведь и ему надо как-то зарабатывать.
«Ну не на нашей же с тобой жизни ему зарабатывать!» – едва не заорала Олеся.
– А я знал, что он к тебе заявится, – несколько виноватым голосом продолжал Женя. – Да-а, он и у меня в палате сегодня утром побывал и все порывался съездить в Воронеж, разузнать подробности. Я отшучивался, как мог. Я не стал предупреждать тебя о его приходе, чтобы не давить на тебя, понимаешь. Подумал, ты сама решишь, говорить с ним или нет. Или нужно было все-таки позвонить? – вдруг заволновался он. – Ты прости меня, Лесенька, если я поставил тебя в трудное положение. Я ведь говорил, что для меня все эти публикации уже давно совершенно ничего не значат.
– Все нормально, – сдавленно произнесла Олеся. На самом деле все было совсем не нормально. Впервые за все знакомство Олеся не понимала своего любимого и была на него обижена.
– Ты только учти, что статья эта, скорее всего, все равно появится, – вдруг окончательно добил ее Женя. – Завтра или послезавтра. Ну, додумают они сами, чего не удалось вытянуть из нас. Пообещай, что ты не станешь из-за этого переживать.
– Обещаю, – похолодевшими губами прошелестела Олеся. – А тебя когда выписывают?
– А меня – точно завтра, прямо с утра.
Этих слов оказалось достаточно, чтобы хоть на остаток дня Олеся забыла обо всех своих неприятностях и отдалась радостному предвкушению встречи.
Назавтра обе женщины вскочили на рассвете и снова стали жарить и парить. Олеся все думала о статье в газете, терзалась тем, что в очередной раз ее ложь будет растиражирована на всю страну. К чему это приведет? Страшно даже подумать…
Вера Ильинична то и дело бегала к телефону, звонила куда-то, а потом вдруг огорошила Олесю сообщением:
– Олеся, я должна уйти на пару часов. Мне нужно помочь одной моей приятельнице.
– Что, прямо сейчас? – поразилась Олеся. – И сына из больницы не встретите?
– Думаю, ты это сделаешь не хуже меня, – с таинственной улыбкой ответила ей женщина. – Праздничный стол готов, Иван привезет Женю на своей машине. А я вернусь к обеду.
Олеся проводила Веру Ильиничну до порога, едва не плача от благодарности. А через полчаса приехал Женя. В квартиру он поднялся один, без сопровождения, своим ключом открыл дверь. Олеся, увлеченно моющая на кухне сковородку, прозевала его приход. Выскочила на звук его голоса распаренная, с мокрыми красными руками и застыла в конце коридора в полной растерянности.
– Ну? – спросил ее Евгений.
– Что – ну?
– Где же дружеские объятия?
– А не знаю, как тебя обнимать. Боюсь задеть какое-нибудь травмированное место.
– Ты его не заденешь. Потому что после ударной работы врачей травмированной остается только душа.