Олеся молчала, низко опустив голову. Стало ясно, что все пропало, родители не идут на компромисс. Впрочем, это было ясно с самого начала. Мать, широко расставив ноги и сложив руки на груди, нависала над ней, как призрак возмездия.

– Скажи ему правду, – с мукой в голосе выговорила она. И страстное желание увидеть наконец дочь счастливой капелькой влаги заплескалось в ее глазах.

– Поздно, мама. Вчера в газете появилась статья с историей нашего романа.

– Ну, так скажи ему, что ты сирота, – отходя от нее, отрезала мать. – Жилплощадь, слава богу, отдельную имеешь. Там и принимай своего принца.

– Зачем вы так?! – почти взвыла Олеся. – Неужели наплевать на мою судьбу?

Отец беспомощно закрутил головой, отыскивая мать вопрошающим взглядом. А та сказала печально:

– Нет, Олеся, нам не наплевать на твою судьбу. Я ведь не первый день наблюдаю за тобой. Ты в последний месяц стала истеричной, инфантильной, какой-то полубезумной. Ты – как струна натянутая, вот-вот сорвешься. А сорваться можешь так, что приходить в себя станешь до старости. А ведь ты и так в цейтноте: пора уж судьбу устраивать. Вот и думай, почему я ради этого твоего мужчины врать не хочу, да и дома у нас принимать его не желаю. Хоть он и хороший артист. Все.

Когда мать закончила речь, Олеся ушла в свою комнату, прилегла на диван и накрыла голову подушкой. Сразу стало жарко, душно, все тело покрылось потом. Но Олеся упорно тянула подушку на лицо, норовя укрыться от дневного света.

«Что же это со мной происходит? – вдруг пришла ей в голову здравая мысль. – Я никогда раньше не валялась вот так под одеялом. В минуты стресса включала музыку или брала в руки книжку. Я действительно меняюсь, и совсем не в лучшую сторону. Прежде мне это даже нравилось, мне казалось, что я становлюсь все больше похожа на эту чертову Олесю Марченко. И больше нравлюсь Жене. А теперь я вижу, что действительно ударяюсь в детство. Или, попросту говоря, схожу с ума».

Эти и другие мысли проносились в ее голове, но в общем-то не сильно задевали за живое. Из-под одеяла Олеся так и не вылезла до тех пор, пока в комнату не зашла мать. Присела на край кровати, побарабанила пальцами по подушке и сказала голосом, в котором прозвучала безмерная усталость:

– Ладно. Приводи своего мужчину. Мы с отцом постараемся не засыпаться.

Олеся мигом скинула с головы подушку, ладонями прижала вставшие дыбом волосы и спросила удивленно:

– Почему вы передумали?

– Отец меня уломал, – нехотя ответила мать. – Сказал, что теперь другие времена наступили. Что раньше было плохо и шло человеку во вред, то теперь остается плохо, а идет, однако, на пользу. Надеется, старый дурень, что ты все-таки порадуешь нас внуками. Хотя бы и от артиста.

Женя прилетел через два дня с двумя букетами и огромным тортом в руках. Олеся безмерно по нему соскучилась, она эти дни провела в Питере, утрясала дела по увольнению из фирмы.

– Зачем? – ахнула она, пытаясь обнять Женю, но утыкаясь лицом в цветы. – А мать всю ночь наполеон творила.

Дорохов весело рассмеялся, широко расставил руки, завешенные подарками:

– Что делать, в первый раз еду в гости к родителям невесты. Вино купим по дороге.

– Да у нас никто не пьет…

– И отец? Впервые слышу о непьющем бывшем военном.

Олеся в очередной раз покраснела и пробормотала:

– Мама кого угодно пить отучит.

И они поехали на Гражданку. Хотя родители и согласились, Олесе все равно было не по себе. Слишком хорошо знала она их патологическую честность. Следила за родителями в оба глаза и пуще всего боялась, что мать на секунду останется с Женей наедине и выложит ему всю правду. Но мать и отец держались безукоризненно. Отец даже поднатужился и выдал несколько армейских историй, как подозревала Олеся, прочитанных в какой-нибудь книжке. В тот же вечер Олеся и Дорохов вернулись в Москву. Родителям Олеся прозрачно намекнула, что очень скоро они, должно быть, получат приглашение на свадьбу.

Вполне спокойно прошли две недели. Женя заканчивал съемки в фильме об афганской войне. Уже десять дней снимался он на Кавказе, близ Владикавказа, и Олеся быстро поняла, что разлуки скоро станут неотъемлемой частью ее жизни. Стараясь отвлечься, она всерьез занялась дороховской квартирой, целый день носилась по магазинам, выбирала мебель, разговаривала с дизайнерами. Почти каждый день гостила у Веры Ильиничны, пила с ней чай и рассказывала о своих задумках. А вечером звонил Женя, и они разговаривали порой часами. Жизнь медленно, но верно входила в свою колею, и уже плохо верилось, что когда-то так много было пролито слез и такой недостижимой, нереально-счастливой эта жизнь представлялась.

Задумывалась Олеся и о работе здесь, в Москве. Покупала газеты, просматривала вакансии, иногда даже звонила работодателям. Но окончательного решения пока не принимала. Пусть сначала устроится их с Женей жизнь, пусть они пока привыкнут, притрутся, окончательно поймут, чего ждут друг от дружки. А пока этого не случилось, не стоит связывать себя посторонними обязательствами.

А потом случилось событие, одновременно печальное и радостное, словно предвещающее тот кошмар, что уже стоял на пороге ее жизни и только ждал подходящего момента, чтобы ворваться в нее.

Ночью Олесе приснился пугающий сон: будто Женя стоит на пороге комнаты и смотрит на нее сердито, с отвращением. Она открыла глаза и едва не заорала от ужаса: на пороге их спальни, в дверном проеме, действительно смутно виднелась какая-то фигура. Дрожащей рукой она дотянулась до ночника, зажгла и направила луч света прямо на дверь. Там стоял Женя и смотрел на нее действительно очень странно.

«Он все узнал!» – взорвалось у нее в голове. Мгновенно взмокшая, обессиленная, Олеся откинулась на подушку.

– Олеська, ты что, испугалась? – подскочил к ней Дорохов. Взял за обе руки и стал целовать, щекоча губами ее ладони. Лицо его разгладилось, исчезло то озабоченное и напряженное выражение, которое успела заметить Олеся и которое так ее напугало.

– А ты как думаешь? – пролепетала она. – Приехал неожиданно, не позвонил, так еще в квартиру входишь, как тать в ночи! Ведь мы с тобой разговаривали вечером, почему не сказал, что летишь в Москву?

– Ну прости, Лесенька! Не сказал, потому что сам не думал, что сегодня окажусь дома. Просто появилось срочное дело в Москве. Собирался позвонить с дороги, но какие звонки посреди ночи! Думал, ты услышишь, как открываются двери, и не станешь пугаться. А ты, оказывается, спишь как младенец.

А до Олеси вдруг дошло запоздало: Женька вернулся! А она так истосковалась без него, совершенно потерялась в этом огромном темном городе с его черными длинными ночами! И, коротко взвизгнув, она повисла у Дорохова на шее.

Чуть позднее она суетилась на кухне, чуть не рыдая о том, что поленилась приготовить что-нибудь вкусное, обошлась, как обычно, бутербродами. Нет, ей еще много придется поработать над собой, чтобы стать идеальной женой. Теперь приходилось наскоро сочинять, что подать на ночной импровизированный пир. Олеся, подумав, решила напечь блинов – это у нее всегда хорошо получалось.