Я оставляю их обсудить новую тему и, собрав грязные тарелки, сбегаю на кухню, чтобы сложить их в раковину. Роза идет за мной и берется за кухонное полотенце.

– Спасибо за ужин, – говорит она с мягкой улыбкой.

Я пожимаю плечами.

– Что ты, ничего особенного.

Она качает головой. Меня обволакивает ее доброжелательность. Мне хорошо рядом с ней, как если бы я несла очень тяжелую сумку, а она забрала ее, чтобы я смогла передохнуть.

– Ты хорошо знаешь этого мсье Эчегойена?

Продолжая протирать стаканы, она отвечает:

– И да и нет. Думаю, ты еще не родилась, когда я с ним познакомилась. Мне случается пересекаться с ним, когда он бывает в Молеоне.

Я слушаю ее, продолжая отмывать блюдо от томатного соуса.

– Он вырос в здешних местах, – продолжает Роза. – Ходят слухи, что он живет на побережье и ведет какие-то темные делишки…

Мыльный пузырь вырывается из бутылки с жидкостью для мытья посуды и опускается ей на волосы.

– А Пейо? – спрашиваю я.

На кухне появляется Свинг и взбирается по платью хозяйки ей на плечо. Мое внимание привлекает обшитый бахромой подол и вышивка золотом. Роза – звезда безумных двадцатых.

– Пейо я помню еще мальчишкой. Он жил в соседней деревне. Легко сказать, а прошло уже столько лет… Его бабушка была работницей нашей мастерской. Ребенком он прятался в складках ее юбки, пока она шила.

Нана ставит в раковину десертные тарелки. Фарфор с яркими цветочками.

– Ох, что это был за постреленок! – восклицает Роза, внезапно охваченная ностальгией. – У меня такое ощущение, будто это было вчера. Лопоухий, с большими светлыми глазами. Робкий. Беспокойный. Ничего общего с великаном, в которого он превратился. Когда мы выполняли тот большой заказ для мсье Диора, Пейо все время был в мастерской. Пробуя его блюда, я всегда улавливаю ту увлеченность ручным трудом, которая досталась ему от бабушки. Тонкое сочетание форм и красок. Сочность вкуса и текстура. Они обожали друг друга.

Из гостиной доносится взрыв смеха. Роза замолкает, застыв с полотенцем в руке и глядя в точку за окном.

– Старушка Поль твердила всем, кто был готов ее слушать, что Пейо – хороший, трудолюбивый мальчик и что его ждет большое будущее. Его матери уже недолго оставалось, с ее-то больными почками. Бедняжка! Поэтому мальчиком занималась Поль. К нам он всегда приходил с книжкой и читал вслух работницам. Легенды про драконов и рыцарей, притчи, истории о приключениях. Он и сейчас как наяву у меня перед глазами – сидит со своими разбитыми коленками на стуле, склонившись над книгой, а ножки еще не достают до пола. Ему всего семь лет, и его едва видно за высоченными рулонами ткани, кипами шнуров и лент. А позже, уже подростком, он открыл для себя Ромена Гари. «Вместе с материнской любовью жизнь дает вам на заре юности обещание, которое никогда не сдерживает».

Я подумала о Роми. «Я всегда буду рядом», – пообещала она мне. Я злюсь на нее за эту ложь.

Роза продолжает свой рассказ. Вместе с ней я погружаюсь в прошлое эспадрилий, перьев, рукоделия.

– Вся мастерская замирала, затаив дыхание, когда Пейо читал. Симона то и дело сморкалась, Анжела вытирала глаза, утверждая, что у нее аллергия на пыльцу. А что до старой Поль, та вообще не умела читать. И благодаря внуку открывала для себя литературу.

Роза вздыхает, охваченная воспоминаниями.

– Когда парень отправился в Париж, она плакала, – грустно продолжает она. – Не от печали, а от гордости. К несчастью, ее уже не было, когда Пейо вернулся, увенчанный лаврами, но с разбитым вдребезги сердцем.

Молчание. Она качает головой.

– «У людей печаль всегда из глаз смотрит», – писал Ромен Гари. У Пейо щедрое сердце. Большое, искреннее. Но в его глазах что-то потухло.

Я закрываю кран и в задумчивости опираюсь на раковину. На какую трагедию намекает Роза? Мне трудно представить себе, что человек, о котором она рассказывает с такой нежностью, и есть то несимпатичное чудище, с которым мне пришлось иметь дело. Я не осмеливаюсь задать ей вопрос.

– Чертова судьба! – бросает она, снова вздыхая. – Как ни вцепляйся в руль, иногда тебя заносит. Жизнь не перепишешь, некоторые теряются в дороге и проклинают судьбу. Пейо как раз из таких. И никто не вправе ставить ему это в вину.

В гостиной на удивление тихо. Я протягиваю руку к Свингу. Он внимательно на меня смотрит, придвигает свою крошечную мордочку поближе. Я вздрагиваю, когда он кладет свою когтистую лапку на мою ладонь. Потом, недолго поразмыслив, перебирается на мое плечо.

– Я уверена, что вы с Пейо найдете общий язык, – заключает Роза. – В конце концов, у вас одна и та же страсть…

Я протягиваю Свингу кусочек банана, и тот с удовольствием хватает лакомство.

– Коронное блюдо Пейо – улитки. Его жена их обожала. Он готовит их в ожидании ее возвращения.

Я застываю. Что, жена? Во мне разгорелось любопытство. Я умираю от желания узнать больше. Роза, словно прочтя мои мысли, качает головой, аккуратно складывая влажное полотенце.

– Некоторые горести мешают жить. С ними свыкаются в молчании. Заговорив о них, можно нечаянно пробудить их к жизни. Я молюсь, чтобы призраки Пейо оставили его в покое. Но боюсь, что однажды они его поглотят.

15

Я была готова к тому, что придется нелегко, но все же не до такой степени. Прошло уже две недели, и никакого прогресса. Не считая моей растущей неприязни к Пейо. Я все перепробовала, чтобы вынудить его уйти. Но чем больше я стараюсь выставить его за дверь, тем крепче он вцепляется в работу. Почему? Понятия не имею. Он врезал замок в дверь своей комнаты. И, как если бы существовало негласное правило, что шеф-повара нельзя извлекать из койки раньше двух часов дня, редкие клиенты, желающие пообедать, приходят попозже и безропотно едят то, что он ставит перед ними на стол.

Мэтр Муано старается приободрить меня по телефону:

– Держитесь, Элизабет! Рано или поздно он уступит, я убежден.

Хотелось бы ему верить.

Внутри у меня все кипит. Я стараюсь сохранять спокойствие, занявшись новым интерьером ресторана. С согласия патрона я решила превратить «У Жермены» в заведение с высококачественной кухней и современным дизайном. Модерн, но не авангард. Строго, но элегантно. Гастрономический ресторан для новой клиентуры, не обязательно местной и куда более взыскательной. Осень уже не за горами. Главное, обустроить большой зал – бывшую столовую, от которой, если не считать нагроможденных у стены столов, осталось одно название. Именно здесь будет проходить ужин в честь открытия, задуманный мсье Эчегойеном.

В ресторанном деле оформление не менее важно, чем меню. Царящая атмосфера способствует созданию настроения, которое значит, пожалуй, намного больше, чем гастрономические ожидания. Я провела исследование: лучшие заведения этих мест располагаются на побережье, и наиболее популярные похожи на типичные калифорнийские закусочные. Но нам требуется класс. Ресторан «на все времена», в сдержанном стиле. Мой выбор остановился на двенадцати круглых столах с лакированными ножками и современных креслах из орехового дерева от модного дизайнера. Декор – белые скатерти и салфетки из египетского хлопка. Маленькие вазочки из муранского стекла. Изысканная посуда. Шик и строгость. Что касается меню, я вдохновлялась тем, которое разработала для своего ресторана в Париже. Упростила одни блюда, удалила другие.

Я хозяйничаю на кухне в отсутствие Пейо. Мы практически не пересекаемся – он продолжает меня игнорировать. Не проявляя агрессивности, конечно: он достаточно хитер, чтобы не нападать открыто. Для него я не существую. Вот так просто.

Когда у него хорошее настроение, он выходит из своей комнаты часов в десять и сразу уносится куда-то на мотоцикле или пропадает на своем огороде, откуда возвращается весь в земле, зато с горой свежих овощей. Понаблюдав за ним, я пришла к выводу, что от души он стряпает ночами и только ради себя любимого. Посетители же пусть довольствуются тремя дежурными блюдами, следующими друг за другом в неизменном порядке, что, кажется, никого не смущает. Понедельник – улитки. Вторник – гамбургеры. Среда – ачоа. И с четверга все по новой. Творческий подход к кулинарии он приберегает исключительно для себя.