Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Для нашей индустрии это почти что пенсия, – фыркнула Джун.
Она утрировала, но здравое зерно в ее словах имелось. Я и сама была в небольшом унынии из-за приближающегося двадцатисемилетия.
– Вот тебе, Уэсли, сколько лет? – Джун ткнула пальцем в грудь парню, при этом сильно накренившись.
– Двадцать два, – почти виновато ответил тот.
– Скинуть бы тебя с балкона, – проворчала соседка, разворачиваясь и уходя.
– За что это? – удивленно хохотнул Уэсли.
– Да не обращай внимания. – Я махнула рукой, облокотившись о каменное ограждение. – Она просто психует из-за дня рождения. Мы все психуем, когда становимся старше.
Я почувствовала, как на меня наваливается тоска и глотнула водки с тоником – похоже это единственное, что скрасит мой сегодняшний вечер.
– Я тебе давно уже сказать хотел… – начал Уэсли и вдруг замялся, смущенно улыбнувшись.
Я посмотрела на него с интересом – ничего себе, я ему никак нравлюсь?! Раньше я как-то не обращала на него внимания, а стоило бы. Он был хорош собой, высокий, сложен отменно – что вполне естественно. Глаза ярко-голубые, открытый, бесхитростный взгляд. А волосы – что-то на грани каштанового и рыжеватого.
Не парень, а картинка.
– Что?
Я ближе придвинулась к нему, давая понять, что он может быть откровенным со мной.
– Я восхищаюсь тобой, тем, что ты делаешь на сцене! – волнуясь, выпалил он.
Я польщенно заулыбалась – всегда приятно, когда хвалят твой талант.
– Правда?
Уэсли кивнул. Мы еще ближе придвинулись друг к другу, и мне показалось, что сейчас он поцелует меня.
– А еще я считаю, что ты очень красивая, – уже тише пробормотал парень, после чего, как я и ожидала, последовал поцелуй.
Губы у Уэсли были мягкие, сначала немного неуверенно скользили по моим губам, но прижавшись к нему всем телом, я поощрила его действовать без опаски.
Я поняла, как соскучилась по поцелуям, близости с другим живым существом и дело было даже не в сексе. Мне не хватало тепла, прикосновений, ярких ощущений.
Конечно, я получала все это сполна, когда танцевала, но после возвращалась домой, где меня никто не ждал. Ничего не оставалось кроме пустоты.
Сегодня я не хотела быть одна. Я устала от этого состояния. Все чаще ловила себя на мысли, что жалею себя. И мне это не нравилось.
Поэтому этим вечером не будет никакой жалости, никакого одиночества.
Я взяла Уэсли за руку и повела в свою комнату.
* * *
– Что случилось?
Дэниел опустился передо мной с тревогой на суровом лице, а я быстро смахнула слезы со щек. Было чертовски больно, хотя боль уже давно стала чем-то привычным.
– Ничего, – хрипло прозвучал мой голос.
Я сидела на полу репетиционного зала, роняя слезы, поэтому мои слова не выглядели убедительными.
Дэниел бросил короткий, неодобрительный взгляд на меня, и принялся развязывать пуант на левой ноге, которую я повредила.
Я попыталась помешать ему.
– Прекрати! – строго приструнил он, и мне пришлось уступить.
Мои ноги были уродливыми. Я знаю, что уж он-то перевидал многое – ноги балерины не самое эстетическое зрелище, но едва ли он будет шокирован, и все равно не желала, чтобы он их видел.
Я закусила губу, пока он снимал белый вкладыш, успевший напитаться кровью.
– Черт.
До меня донеслось тихое ругательство, больше похожее на бормотание под нос и опасливо покосилась вниз. Ноготь на большом пальце треснул, и из раны сочилась кровь.
И правда – черт!
– В кабинете есть аптечка.
– Что ты здесь делаешь? – Меня этот вопрос интересовал больше, чем сломанный ноготь. К тому же это помогало отвлекаться от боли.
На лице мужчины отразилась досада – отвечать ему не хотелось. Но я поняла, почему он был здесь, и это вызвало у меня улыбку.
– Ты пришел, потому что думал, что я буду здесь?
– Возможно, – скупо обронил Дэниел.
– Я уверена, что права. – Теперь уже я улыбалась во весь рот, почти забыв о боли.
– Идти можешь?
Он помог мне подняться, и, ступив на пострадавшую ногу, я невольно ойкнула.
– Что ты делаешь? – испуганно спросила я, когда Дэниел подхватил меня на руки и понес к выходу.
– Так будет быстрее. Я не хочу, чтобы ты плелась по коридору, истекая кровью, – сухо отозвался он, при этом не выглядя счастливым от возложенного на него бремени.
А я вдруг поняла, что это очень приятно – находится в его руках: сильных и теплых. На самом деле он был даже горячим, что удивительно, так как он создает впечатление холоднокровного.
– Это было вовсе не обязательно, – пробормотала я, правда без особого рвения.
Дэниел промолчал, а я обхватила его шею руками – исключительно, чтобы нам было удобно.
Ладно, признание: оказывается, на руках Дэниела Райерса было не просто «приятно». Это было так хорошо и волнительно, и толкало меня на разные откровенные и совсем неприличные фантазии. Оставалось только надеяться, что он не обладал способностью читать мысли. Иначе бы узнал много нового о том, как именно я представляла нас двоих в этот самый момент.
Дэниел занес меня в свой кабинет и усадил на диван, а сам скрылся в смежной комнате, но вернулся почти сразу, держа в руках аптечку.
Похоже, у него и личная ванная тут имелась.
– Почему ты передумал? – спросила я, старательно гоня от себя недозволенные, неуместные мысли.
Мужчина сел, положил мою ногу к себе на колени и вынул из аптечки антисептик.
– Твое красноречие меня убедило, – не глядя на меня, ответил он.
Я поморщилась – было больно.
– Мои слова подействовали на тебя? – Я не могла скрыть веселого недоверия.
– Возможно.
Он обернул мой палец пластырем и только тогда посмотрел на меня.
– Слишком много «возможно» для одного дня, – заметила я.
Он улыбнулся, пожав плечом, как бы говоря: «Да, возможно ты права».
– Боже, у меня сейчас сердце остановится – он все же улыбается! Это как встретить Снежного человека или Пасхального кролика!
Я шутила, за весельем пытаясь скрыть, что его улыбка на самом деле поразила меня. Мое сердце разогналось от трепета и волнения, потому что его улыбка была тем еще зрелищем. Черты его лица смягчились и на мгновения я будто совсем другого человека увидела. Мне захотелось сказать: «Привет, я Мика. Я хочу узнать тебя поближе».
Мне хотелось попросить улыбнуться его еще раз. Никогда не переставать этого делать.
– Как для того, кто только что получил травму, ты очень довольная.
Сказано это было вполне добродушно, что мало вязалось со знакомым мне Дэниелом.
А еще – моя нога все еще была