Их компания сидела в проулке за «Дали», некоторые сосали«попсиклс». кто-то ел «худзи рокетс», кто-то курил сигареты из пачки «Кента»,которую Джимми Полине, Джимми Полио, так его звали из-за изуродованной врезультате болезни ступни, украл с туалетного столика матери. Генри,естественно, был среди тех, кто курил.

В компании, вернее, банде, к которой принадлежал Генри (иЭдди тоже, как его младший брат) существовал свой «птичий» язык, с особымитерминами, владение которым свидетельствовало о принадлежности к их пародии нака-тет. В шайке Генри не били – гнали домой с гребаным пером в заднице. Сдевчонками не перепихивались – затрахивали паскуд до слез. Не обдалбливались –торчали до усрачки. С другими бандами не дрались – нарывались на гребаноепадло.

В тот день речь шла о том, с кем бы каждый хотел быть, еслиб пришлось нарваться на гребаное падло. Джимми Полио (ему пришлось говоритьпервым, потому что он притащил сигареты, по местной терминологии – гребаныеканцероноски) высказался за Шкипера Браннигэна, потому что, по мнению Джимми,Шкипер никого не боялся. Одни раз, сказал Джимми, Шкипер так разозлился научителя на танцах в школе в пятницу вечером, что вышиб из него все дерьмо.Погнал гребаного говнюка домой с пером в заднице. Поэтому он и остановил свойвыбор на Шкипере Браннигэне.

Все внимательно слушали, согласно кивая головами, ели«рокетсы», посасывали «попсиклсы», курили «кенты». Все знали, что ШкиперБраннигэн гребаный сосунок, а Джимми несет околесицу, но никто ничего несказал. Господи, естественно, не сказал. Если б они не притворялись, что верятвыдумкам Джимми, никто бы не стал притворяться, что верит их выдумкам.

Томми Фредерике высказался за Джона Парелли. Джорджи Пратт –за Кзабу Драбника, которого за глаза звали не иначе как спятивший гребаныйвенгр. Френк Дуганелли выбрал себе в напарники Ларри Макейна, хотя Ларри исидел в исправительном центре для несовершеннолетних. Жаль, что Ларри замели,вздохнул Френк.

Когда очередь дошла до Генри Дина, тот основательно обдумалвопрос, благо он того заслуживал, а потом неожиданно обхватил рукой плечибрата.

Эдди, сказал он. Мой младший брат. Он – мужик.

Все ошарашенно воззрились на него, а больше всех удивилсяЭдди. Челюсть у него отвисла чуть ли не до пряжки ремня, тут Джимми и скажи:

Перестань, Генри, не валяй дурака. Это серьезный вопрос.Кому бы ты доверил прикрыть спину, если б тебе пришлось нарваться на гребаноепадло?

Я и так серьезно, ответил Генри.

Почему Эдди, спросил Джорджи Пратт, озвучив вопрос, которымзадался Эдди. У него еще молоко на губах не обсохло. Так какого хрена?

Генри вновь задумался, не потому, что не знал ответа, знал,Эдди в этом не сомневался, но чтобы подобрать нужные слова. А потом сказал:

Потому что когда Эдди в ударе, он может уговорить дьяволапрыгнуть в его же костер.

Вернулся образ Джейка, одно воспоминание наложилось надругое. Джейк бил кремнем по огниву, высекая искры на растопку, но искры или недолетали, или гасли, не зажигая огня.

Он может уговорить дьявола прыгнуть в его же костер.

Придвинь кремень, сказал Роланд, и тут на два образаналожился третий. Роланд у двери, к которой они подошли на пляже, горящий влихорадке, умирающий, дрожащий, как лист на ветру, кашляющий, не отрывающийсиних глаз от Эдди, говорящий:

Наклонись ближе, Эдди, наклонись ближе, ради твоего отца.

Потому что он хотел схватить меня, подумал Эдди. Откуда-тоиздалека, словно из другого мира, находящегося за одной из этих волшебныхдверей, он услышал слова Блейна о том, что игра подходит к концу. Если ониприберегли свои лучшие загадки, пора выкладывать их на стол. У них остался час.

Час! Только час!

Его мозг попытался сфокусироваться на этой мысли, но Эддипрогнал ее прочь. Что-то в нем происходило (по крайней мере он на этонадеялся), шел какой-то лихорадочный поиск, и он не мог позволить своему мозгуотвлекаться на ультиматумы свихнувшейся машины. Если позволит, то потеряетединственный оставшийся шанс на спасение. В определенном смысле он сновапытался разглядеть что-то в куске дерева, нечто такое, что он мог вырезать:лук, рогатку, может, ключ, чтобы открыть какую-то невообразимую дверь. И он немог смотреть слишком долго, потому что это нечто ускользнуло бы от взгляда. Этонечто требовалось ухватить сразу, мгновенно.

Эдди почувствовал, как под полом загудели моторы Блейна.Мысленным взором увидел, как брызнули искры при соударении кремня и огнива.Мысленно услышал, как Роланд советует Джейку придвинуть кремень к растопке.

И не бей по нему огнивом, Джейк, скреби.

Почему я здесь? Если это не то, что мне надо, почему мояпамять вновь и вновь возвращает меня в это место?

Потому что дальше нельзя, там зона безумия, и самоприближение к ней заставило меня вспомнить о Генри. Привело меня к Генри.

Генри сказал, что я могу уговорить дьявола прыгнуть в его жекостер.

Да. За это я его всегда любил. Приятно осознавать, что браттакого высокого о тебе мнения.

И теперь Эдди видел, как Роланд пододвигает руки Джейка,одну – с кремнем, другую – с огнивом, ближе к растопке. Джейк нервничает, Эддиэто видит. Роланд – тоже. И, чтобы снять волнение мальчика, отвлечь его,заставить на мгновение забыть о том, что ему надо разжечь костер, Роланд…

Он загадал мальчику загадку.

Эдди Дин дыхнул в замочную скважину двери своей памяти,которая до этого никак не хотела открываться. На этот раз она подалась.

Зеленая точка приближалась к Топике, и Джейк впервые ощутиллегкую вибрацию… словно поезд превысил предельную скорость, при которойамортизаторы могли полностью компенсировать возникающие возмущения. Стены ипотолок «баронского» салона оставались непрозрачными, но Джейк и так могпредставить себе пролетающие мимо окрестности. Блейн на всех парах мчался черезбесплодные земли к тому месту, где заканчивался Срединный мир. Без трудапредставил себе Джейк и стальные упоры в конце монорельса. Выкрашенные вчередующиеся желтую и черную полоски. Он не знал, откуда ему это известно, нонисколько не сомневался, что так оно и есть.

– ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ МИНУТ, – самодовольно заявил Блейн. – ХОЧЕШЬЗАГАДАТЬ ЕЩЕ ЗАГАДКУ, СТРЕЛОК?

– Боюсь, что нет, Блейн. – По голосу чувствовалось, чтоРоланд полностью выдохся. – Я иссяк, ты меня победил. Джейк?

Джейк поднялся, повернулся лицом к карте-схеме. Сердце егобилось очень медленно, но очень сильно, удары пульса гремели, как барабаны. Ышустроился у ног Джейка, озабоченно глядя ему в лицо.