Вместо ответа я отодвинулась от него подальше на алтаре и села, одернув подол платья. Между ног горело после внезапного вторжения.

Черт, похоже, меня спалили. Этого я ожидала меньше всего. Очень глупо. Мне придется рассказать Голденвалю обо всем, потому что меньше всего мне хочется “развязывать язык” под какими-то местными средствами: не знаю, что я ляпну, если это какой-то аналог сыворотки правды. Как начну изливать душу и рассказывать, что в другом мире я таскала начальнице резиновые члены и ночами мечтала, чтобы на меня обратил внимание хоть какой-нибудь захудаленький мужчина...

Этот Голденваль точно будет надо мной издеваться.

Черт!

Черт, черт!

Надеюсь, он не убьет меня, поняв, что отдал зелье другому человеку, а не Самире.

— Я не хотела обманывать, — вздохнула я. — Мне нечего скрывать и это вышло случайно. В другом мире я провалилась под землю и случайно попала сюда. Буквально вчера. Я сама пока не понимаю, что тут происходит.

Голденваль подозрительно прищурился.

— Провалилась в другом мире? Ты выглядишь, как Самира. Но по факту ты не Самира. Как так, м? Твоя история слабо похожа на правду.

Я растерянно моргнула. А и вправду — как так? Как так вышло, что у меня внешность Самиры, вот только внутренности, похоже, мои? Я точно никогда не болела Валеонской горячкой и была девственницей.

— Я не знаю, — вырвалось у меня растерянно. — Я... не знаю. Правда.

Алхимик задумчиво отвернулся и уставился куда-то в сторону стеллажей, а потом решительно направился к ним. Я напряглась, думая, что он собрался применить ко мне сыворотку правды. Но вместо этого он сделал кое-что страшнее: он взял длинный, изогнутый нож, пару камней и пучок трав, а я подобралась, испуганно наблюдая, как он возвращается к алтарю со всем этим.

Вспыхнула спичка. Пучок трав тоже вспыхнул яркими искрами, а потом с размаху шлепнулся на меня, отчего я взвизгнула. Похоже, алхимик собрался меня поджечь. Потом сверху упали маленькие светящиеся камни.

— Давай не будем, — забормотала я, судорожно сбивая огонь с платья. — Голденваль, постой!

— Замолкни, — он занес надо мной руку и полоснул по ней ножом, отчего меня ко всему прочему обрызгало кровью.

Псих!

Я в ужасе смотрела, как алхимик закатывает внезапно побелевшие глаза. Платье на мне дымило откровенно сильно, как бы я не сбивала огонь, и, кажется, дело было не в дешевой ткани, а в чем-то другом. Я чувствовала себя главной героиней фильма про жертвоприношение.

Послышалась усмешка.

— Ты не соврала.

— Алилуйя, — прошептала я. Для этого нужно было резать себя и поджигать мое платье?!

— Твое тело действительно слишком молодо. Словно ты появилась в этом мире только что. Такое бывает у младенцев. Они еще не обрели крепкую связь с этим миром, — продолжил алхимик, не обращая на мой шепот внимание. — Забавно.

Он опустил руку и дым тут же стал менее густым. Глаза Голденваля вернулись в нормальное состояние. Я настороженно смотрела на него, ожидая, какой вердикт он вынесет, а он задумчиво смотрел в сторону, словно гоняя в голове какие-то мысли.

— Есть только одно объяснение, — начал, наконец, он.

— Какое? — не выдержала я.

— Некоторые матери, у которых рождается страшный ребенок, приходят к колдунам и просят украсть чью-то внешность. Обычно крадут облик у жителей планет, слабо развитых магически или технически. Чтобы ничего не заподозрили. Предполагаю, что мать Самиры так и поступила.

— А...

— Но эта магия нестабильна и плохо изучена. Одна ошибка, или какая-нибудь аномалия... вероятно, когда ты провалилась под землю, что-то случилось, и твое тело с душой перенеслось к твоей внешней оболочке. А Самира вернулась к своей. Самое простое и логичное объяснение.

— А...

— Что?

— А... — выдала снова я, находясь в полной прострации. — Это что, получается... я должна была с рождения быть такой красоткой?

Синий уголок губ алхимика вздрогнул с усмешке.

— Видимо. Сожалею.

Чума просто. Я пораженно выдохнула, чувствуя, как обида на неизвестную мне Самиру расцветает в груди. Это было нечестно! Я всю жизнь мучилась из-за своей серой, невзрачной внешности, из-за пухлого тела, меня дразнили в школе, не хотели брать на хорошую работу... множество дверей было для меня закрыто только потому, что кому-то пришла мысль в голову, что украсть чужую внешность — это здорово!

Я бы... Я бы... я могла любить и быть любимой, с такой внешностью смогла бы выйти замуж и родить...

Черт, нет. Родить я не смогла бы. Мои внутренности бесплодны. Может, оно и к лучшему тогда? Такая бы красота пропала. А так Самира, не вернись я обратно из-за аномалии, получила бы шанс завести малыша. И не одного.

Одинокая слеза стекла по моей щеке, и я горько всхлипнула.

— Ты льешь слезы? — внезапно засмеялся Голденваль, отбрасывая в сторону нож. — Нахцелех тебя побери! Это я должен рыдать, потому что из-за тебя упустил уникальный экземпляр, который переболел одновременно валеонской горячкой и герпесом.

— Простите, — утирая слезы и нервно посмеиваясь, я не сдержала улыбки, жалобно взглянув на продолжающего стоять мага. Жаль его, реально такой экземпляр утек. — Только можно я не буду заражаться специально?

— Ничего не выйдет, — устало опустившись на появившийся в воздухе стул, Голденваль забросил ногу на ногу. — Самира была индивидуумом. Все до нее, у кого встречались такие же болезни умирали мучительной смертью. Искусственное заражение приведет к такому же результату.

— Мне жаль.

— Плевать. Расскажи мне о своем мире? Все равно назад тебе уже не вернуться, так хоть поделись знаниями, — изувеченное коростами и ранами мужское лицо, к которому я незаметно для себя привыкла, приняло выражение облегчения и принятия.

А мне наоборот поплохело.

В смысле — не вернусь!? А гребаный пингвин обещал мне другое!

— В смысле — не вернусь? — осипшим голосом спросила я. — Но как же… Но…

— Сама подумай: куда тебе возвращаться? Если в своем мире ты бросила копыта, то твоя прошлая оболочка вместе с Самирой мертва. О, черт!

— Что?

— Она унесла туда валеонскую горячку, — алхимик устало потер лоб синющими пальцами. — Хотя, плевать. Это проблемы того мира, не мои.

Отлично! Просто отлично!

Мало того, что мое получается прошлое тело мягко говоря скончалось, так еще и с телами какого-то ужасного заболевания! Что гарантировало мне отсутствие обратного билета… Я не вернусь домой… Мне теперь всю жизнь быть шлюхой Одуваном…

— Что опять ревешь?

— Я умерлааааа…