Сергей. Отдышавшись, мы включили мобильный телефон… и с ужасом увидели, что связи нет!

— Не может быть, Горн! — с отчаянием в голосе сказал я. — Серега же звонил отсюда, он рассказывал…

— Может, место не то? С другого холма попробовать?

— Да ты посмотри, этот самый высокий! Да и лиственница на вершине…

— Точно, лиственница! — воскликнул Горн, скинул рюкзак и полез на дерево.

Вскоре мой друг, раскачиваясь на тонком стволе, кричал в телефон, и ветер уносил окончания фраз:

— Да! Гаврила?.. Где-где, в Лабытнанги?.. Пургу пережидаете?.. Обратно когда?.. Через два дня?.. Да, у нас все в порядке!.. Звоним откуда?.. Да с…

Связь неожиданно прервалась, окоченевший Горн слез с дерева и стал приседать и размахивать руками.

— Ну, осталось в Москву позвонить! А они в МЧС сообщат! — улыбался Горн, прыгая вокруг дерева, словно исполняя древний шаманский танец.

— Спроси, что нам со спутниковым телефоном делать. Может, они подскажут что-нибудь. Не будем же мы каждый день сюда бегать, чтобы позвонить.

Горн снова забрался на свой «переговорный пункт» и вскоре вышел на связь с Москвой. Сообщив, что у нас все в порядке, он по моей просьбе спросил, что делать со сломанным телефоном.

Я не слышал ответа, зато увидел лицо своего друга. Горн спрыгнул с дерева, сел прямо в снег и захохотал…

— Да что ты смотришь на меня как на психа? Знаешь, что они сказали по поводу телефона? Чтобы мы обратились в сервисный центр!

Тут уже я согнулся от смеха и упал в снег рядом с Горном. Мы сидели под одинокой лиственницей на невысоком холме посреди тундры и хохотали до слез, которые сразу примерзали к щекам. Ведь мы звонили людям, которые помогали нам готовить эту экспедицию, которые должны были представлять, где мы сейчас находимся. Но там, в далекой Москве, нам посоветовали обратиться в сервисный центр! Я неожиданно подумал, что и сам уже плохо представляю себе город, его суетную жизнь. Там, в столице, не нужно каждый день колоть дрова, чинить нарты, пасти оленей. Там не нужно преодолевать на лыжах десять километров бездорожья, чтобы просто позвонить по телефону. Чум Гаврилы стал для нас родным домом. Мы научились разбираться в звериных следах, выбирать нужное дерево для полоза нарты, метать аркан, искать хороший снег для вытапливания воды. От этих навыков, совершенно незнакомых да и ненужных жителю мегаполиса, здесь зависела жизнь. Моя жизнь, жизнь моего друга и жизнь маленькой семьи оленеводов, кочующей по бескрайним просторам заснеженной тундры…

С севера натянуло низкие тучи, и мы с Горном заторопились обратно. Хотя шли мы по своей лыжне, встречный холодный ветер сек лица, идти было трудно. Впрочем, через два часа мы уже подбегали к родному чуму. Мария стояла у входа и ждала нас.

— Вернулись! Я уже все глаза проглядела! Позвонили?

— Все в порядке, Мария! — улыбнулся я. — Гаврила с Сергеем в Лабытнанги, пургу пережидают. Обещали дня через два приехать!

— Ох, спасибо! А то неспокойно мне было! — вздохнула ненка. — Ну, идите скорее в чум, я вам мясо сварила!

Как я починил нарту

Наутро пурга стихла так же неожиданно, как и началась. Мы позавтракали мороженым мясом с кровью, и Горн спросил:

— Что со связью-то делать? Опять побежим? Этак мы, когда вернемся, нормативы мастеров спорта сдадим с тобой…

— Зачем бежать? Я думаю, телефон починить можно. Всего-то два проводка припаять!

— Ага! Чем паять-то? Гвоздем? — невесело усмехнулся Горн.

— А почему бы не гвоздем? Но вот припой… припой… — Я обернулся к Марии, которая вновь шила шубу. — Мария, простите, а где у Гаврилы дробь хранится?

Ненка с удивлением посмотрела на меня.

— Вон, в сундучке его. Там и дробь, и патроны. Ружье в нарте возьми. На охоту пойдете?

— Нет, не на охоту! — засмеялся я. — Хочу свинцом с дробинки телефон спаять!

— А, ну попробуй, попробуй! — кивнула Мария и вновь принялась за работу.

Встал вопрос с канифолью. Мне пришло в голову, что можно использовать смолу лиственницы, и вскоре Горн принес мне кусочки смолы, которые наковырял с бревен.

Мы накалили гвоздь докрасна, залудили тоненькие проводки, и я начал паять. Работа была сложной, и Горн следил за мной затаив дыхание. Гвоздь я держал пассатижами, руки немного дрожали, но в конце концов провода были надежно соединены. Правда, немного расплавился корпус телефона, но мне это показалось неважным. Примотав микрофон изолентой, я протянул аппарат Горну:

— Ну, пробуй, связист!

Через несколько минут мы, стоя у чума, разговаривали с Москвой.

— Скажи им, что мы сервис-центр в соседнем стойбище нашли. Три дня на оленях, два дня на собаках… — улыбнулся я.

Горн, который сначала ликовал, неожиданно помрачнел и вздохнул:

— Тебе смешно… А мне этот телефон на время дали. Знаешь, сколько он стоит? Я за год столько не заработаю…

Я посмотрел на возрожденный аппарат и понял печаль своего друга. Еще недавно новенький спутниковый телефон теперь представлял собой жалкое зрелище, хотя работал исправно.

— Слушай, может, тебе чехол для него сшить? В национальном стиле, из оленьих шкур? Ну, в утешение владельцу?

— Издеваешься? А впрочем, может, ты и прав, Костян! — На лице Горна появилась робкая надежда. — Сошью красивый чехол, расскажу нашу историю — хозяин телефона и простит меня…

Горн попросил у Оли необходимые материалы. Девушка улыбнулась и достала из своего тучана нитки из оленьих жил, иголки и кусочки выделанных оленьих шкур. Мой друг с увлечением принялся за работу. Я видел, как Оля тихонько посмеивается над Горном, бросая на него любопытные взгляды: у ненцев не принято, чтобы мужчина сам шил, это считается женской работой.

Решив тоже чем-нибудь заняться в ожидании возвращения Гаврилы, я наколол дров, принес еще один мешок снега. Больше дел по хозяйству не было, но тут я увидел брошенную у чума маленькую нарточку, на которой, пока она не развалилась, катались Коля с Егором. У нарты был сломан полоз, и Гаврила хотел пустить ее на дрова. Вспомнив, чему меня учил хозяин, я решил починить нарту.

Сбегав на лыжах в лес, я нашел подходящее дерево. Затем извлек из сундучка Гаврилы инструменты, устроился около чума и принялся вырезать полоз. Когда заготовка приобрела нужную форму, я распарил дерево кипятком и аккуратно согнул его. Чтобы не ждать два дня, я высушил полоз у печи, просверлил отверстия и собрал нарту. Новый полоз сверкал белизной свежего дерева, выделяясь на фоне остальных, посеревших от времени деталей. Полюбовавшись своей работой, я поставил нарточку около чума и зашел внутрь.

Горн сидел рядом с Олей, и девушка, смеясь, показывала ему, как правильно шить оленьими жилами. Пальцы моего друга уже были заклеены пластырем, но он не сдавался, снова и