нарушения мальчика няня Поля «пилила» беспощадно. А тут даже бровью не повела. Обидно.

– Ну, малыш, – неожиданно дед обратился к мальчику, – кем ты думаешь быть?

– Да тут и думать нечего, военным, конечно, как папа.

– Да, – протянул дед, – а вот доктором не хочешь ли, а?

– Нет, нет, я уколы не умею делать.

Дед допил чай и сказал папе – позови жену, попрощаюсь.

Мама пришла тут же, поцеловала деда в плечо и руку, удивив мальчика. Потом заплакала. Они говорили на совершенно незнакомом языке. Иногда какие-то слова вставлял и папа.

Неожиданно дед встал. Он оказался большого роста.

– Поеду, уже стемнело. А на станции не узнают, кто и к кому приходит. Ну, прощайте.

И ещё произнес фразу, которую потом мальчик слышал часто:

– Зайн гезунд[3].

И ушел.

Папа пошел его проводить до калитки. И долго стоял один. Мальчику даже казалось, что папа плачет, чего быть не могло. Но было уже темно, можно и ошибиться. Легко.

Ужин уже не продолжался. Почему-то плакали и Полина, и мама, и бабушка. Папа позвал мальчика в кабинет.

– Ты уже большой мальчик, все поймешь. И ты знаешь, как нужно хранить тайну. Поэтому слушай: дедушка, что приходил, это мой папа, а твой дед. И он сказал, что ты на него похож. Такое же ухо большое, как у него, у меня и у тебя.

А дедушка с нами жить не может. Он – священник. Но это я тебе объясню позже, когда подрастешь. Все ясно?

– Да, все, – ответил мальчик, – я понял, никому про дедушку не расскажу. А мы его ещё увидим?

– Как Бог даст, – задумчиво ответил папа и начал складывать бумаги. Через штакетник виднелся силуэт эмки.

* * *

Мальчику не удалось увидеть деда. Никогда.

А папа в 1941 году уехал на фронт и пропал. Навсегда.

Мальчик взрослел, но все тайны, которые знал в детстве, хранил и берег, как память о светлых и теплых безмятежных днях.

11–12 января 2014 г.

Часть II

Про любовь и другие рассказы

Пятая парковая

Хорватия

Брела. Отель «Марина»

11–14 сентября 2013 г

Все – вымышлено.

Никаких претензий.

(автор).

Все коммуналки счастливы одинаково.

Но каждая – несчастлива по своему.

(перифраз Л. Н. Толстого)

Пятая Парковая бывшего сельца Измайлово, где царь Петр во вьюношестве гонял верхами с Александром Меньшиковым, была в конце сороковых годов ХХ века застроена хорошими пятиэтажными домами. Кирпичными, об 3-х подъездах.

А кругом сохранили строители рябину, черемуху, да сирень разного цвета и немыслимого по весне запаха. От которого парни сходили с ума поголовно, а девы млели и просто-таки не знали, что же им делать. Так как время было послевоенное, суровое и «этого самого дела» в нашем, сталинском обществе не было. А может и было, но на таком заоблачном верху, что обыкновенный народ просто этого не знал. Недаром в те суровые, голодные и безденежные трудовые годы мамаши на вопросы детишек, мол, откуда они взялись, смеясь, отвечали – да дедушка Ленин принес. И все тут. Ни аист. Ни в капусте. Ни Бог послал. А просто – дедушка Ленин.

Дом № 7, квартира 35 по Парковой 5-й была заселена разным людом. Но заселением все были довольны. Потому что строили дома немцы. Пленные. Расплачивались, видно, и за «внезапное и вероломное» на нас нападение, и за уничтожение городов наших, и за гибель сотен тысяч, вернее, миллионов наших пленных.

Строили, что там ни говори, немцы хорошо. Дома по Парковой стояли аккуратные, даже с эркерами, что в нашем государстве уж точно являлось излишеством и выговорить это мудреное слово не каждый коммунальный жилец мог.

* * *

Утро в квартире № 5 начиналось рано. С осторожного стука в дверь девушки Гали Приклонской (по мужу). Стучала Дора Семеновна, которая, конечно, имела папу Соломона. Но для простоты и иных соображений звалась она Дорой Семеновной. Мало ли что там в паспорте! Как говорят в Одессе, кто вам туда заглядывает.

Вообще, немного отвлекаясь, хочется отметить – что это наше государство советское так пеклось об лицах еврейской национальности? Мол, ассимилируйтесь, мать – перемать, и все тут. Вот и стали появляться: Петр вместо Пинхуса, Семен вместо Соломона, Марк вместо Меера, Александр вместо Шлемы и так далее. Но! Во-первых, все-таки, да, правильно, таки бьют по физиономии, а не по паспорту. А во-вторых, остается это гонимое племя. Остается и от всех горестей только крепнет.

И ещё вопросик к государству. Почему не требуется ассимиляции татарам, узбекам, чукчам. Даже айсорам. А вот только им, этим, которые в общем.

Вот так Дора Соломоновна стала Семеновной. Ей это было нужно и по производственным соображениям. Ибо Дора Соломоновна была, нет, не поверите, мастером штукатурки и маляром высшего класса. Была бессменным бригадиром. А как рабочий уважаемого мастера называет. Да, правильно, по отчеству. И, конечно, удобнее звать её Семеновна, а не Соломоновна, разумеется.

Тетя Дора, как звали её в квартире жильцы молодые, была, конечно, белой вороной. Вот найдите мне женщину, крепкую, активную, подвижную, во все дела лезущую, да к тому же еврейской национальности и вот нате вам – маляр-штукатур высшего разряда.

Только один пример. Ещё в 1943 году в одном из залов Кремля возьми да какой-то пилястр с ангелами да грифонами и обвались. А как нарочно, должен был кто-то приехать. Не то Черчилль, не то Гарриман, не то король Ирана. В общем, скандал. Да в момент обрыва этого самого грифона в зале находился сам Верховный Вооруженных Сил СССР.

Команда последовала спокойная – за два дня все сделать. К чему я все это. Да к тому, что привезли обмершую Дору – мастера штукатура, маляра и вообще. Дали ей два дня. Трех помощников. Один, правда, в чине майора. И результат!

Через два дня вроде бы невзначай прошел Верховный через зал и только к вечеру сказал своему секретарю: «Вы там найдите эту маляршу и узнайте, что ей надо. Сделайте все».

Таким вот образом наша Дора стояла в списке Моссовета номером первым и получила на 5-й Парковой комнату и медаль за оборону Москвы. А затем и за победу над Германией.

Дора Семеновна имела вот какую особенность. О которой распространяться не любила. Но и не скрывала. И даже иногда, попивая чаек на общественной кухне, двум девчонкам-соседкам рассказывала то, что вызывало у девиц восторг и острое желание –