Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Брэм вырос в чикагском Саут-Сайде. Когда ему исполнилось семь, мать умерла от передоза, и мальчишке пришлось самому заботиться о себе. Алкоголик-отец подрабатывал редкими малярными работами и требовал с подружек деньги на пиво. Он загнулся от пьянства, когда Брэму было пятнадцать. Вскоре Брэм бросил школу и стал нищенствовать. Однажды богатая сорокалетняя разведенка, вызвавшаяся быть волонтером в благотворительной столовке и раздававшая суп бездомным, приметила Брэма и взяла под свое крыло, а может, и в свою постель. Она немного обтесала парня и уговорила стать моделью. После того как один из дорогих магазинов мужской одежды сделал его лицом рекламной кампании, он бросил свою благодетельницу, взял несколько уроков актерской игры и получил пару ролей в одной из местных театральных трупп, что и привело его на кастинг для «Скип и Скутер».
Начался четвертый сезон шоу. Джорджи пообещала себе доказать Брэму, что превратилась из глупенькой надоеды в привлекательную восемнадцатилетнюю девушку. Они начали работать в июле. Съемки проходили в Чикаго. Один из приятелей-бездельников Брэма упомянул, что тот арендовал яхту на субботний круиз по озеру Мичиган. Предстояла грандиозная пьянка на всю ночь. Воспользовавшись тем, что отец улетел на уик-энд в Нью-Йорк, Джорджи решила незваной явиться на вечеринку.
Долго выбирала наряд и наконец остановилась на платье леопардовой расцветки с американской проймой и босоножках на платформе. Поднимаясь на борт яхты, она заметила, что большинство девушек ограничились короткими шортами и лифчиками от купальников. Из динамиков гремела музыка. Девушки были чуть постарше ее, все как одна длинноногие секси. Но Джорджи окружал ореол славы, и все они по очереди покидали приятелей Брэма, чтобы поговорить с ней.
— Можно получить автограф для моей племянницы?
— Вы берете уроки актерской игры и все такое?
— Какая вы счастливая, что работаете с Брэмом. Он самый горячий парень на всей планете.
Джорджи улыбалась и раздавала автографы, то и дело оглядывая толпу в поисках Брэма.
Наконец он вышел из каюты. На нем были помятые шорты и коричневатая тенниска. На каждой руке висело по девице. Он потягивал спиртное, курил сигарету.
Джорджи хотела его. Причем так сильно, что внутри все болело.
Взошла луна, и на яхте становилось все более шумно: именно от таких вечеринок оберегал ее отец. Какая-то девчонка стащила купальник. Мужчины взвыли. Две другие девицы стали целоваться. Джорджи не обратила бы на это внимание, окажись они лесби, но это было не так, и ей становилось тошно при мысли о женщинах, готовых устроить пошлое представление ради мужчин. Когда они стали мять груди друг друга, она ускользнула в салон, где с полдюжины гостей торчали у бара и полулежали на белых кожаных диванах в форме подковы.
Кондиционер посылал струю ледяного воздуха по ногам.
Джорджи возлагала так много надежд на этот вечер, но Брэм даже не заговорил с ней.
Вопли на палубе становились все пронзительнее.
Ей здесь не место. И вообще ей место только перед камерами. Вне съемочной площадки она никому не нужна.
Дверь открылась, и в салон ввалился Брэм. На этот раз он был один.
В Джорджи вновь вспыхнула надежда. А вдруг он пришел за ней? Но Брэм мешком свалился в кресло, почти рядом с ней, и оглядел ее с головы до ног. Сочетание аккуратной прически, золотистой щетины и новенького тату, обвившего бицепс как раз под рукавом его трикотажной тенниски, безумно ее волновало. Он перекинул ногу через подлокотник кресла и, не сводя глаз с Джорджи, принялся тянуть спиртное из стакана.
Она пыталась сказать что-то умное, но сумела выдавить только два слова:
— Классная вечеринка.
Брэм скучающе поморщился, закурил и, сощурившись от дыма, резко бросил:
— Вечеринка, на которую тебя не приглашали.
— А я все равно пришла.
— Означает ли это, что папочки нет в городе?
— Я не всегда делаю то, что приказывает отец.
— Мне так не кажется.
Джорджи пожала плечами и попыталась принять безразличный вид. Брэм стряхнул пепел на ковер. Она никогда не понимала, чем заслужила его откровенную неприязнь. Может, все потому, что ей больше платят? Но не она договаривалась о гонораре.
Брэм указал стаканом на потолок:
— Вечеринка становится слишком шумной для тебя.
Она хотела объяснить, что не могла видеть, как унижаются девушки, но он и без того считал ее ханжой.
— Вовсе нет.
— Не верю!
— Ты не знаешь меня, хотя тебе кажется, что видишь меня насквозь, — таинственно прошептала она, и, кажется, ей кое-что удалось, потому что он посмотрел на нее так, словно впервые видел по-настоящему.
Ее рыжие локоны растрепались, однако макияж не стерся. Она нанесла бронзовые тени на веки и телесного цвета помаду на губы, чтобы рот не казался таким большим. Скутер Браун никогда не надела бы платье леопардовой расцветки, и Джорджи подчеркнула разницу, сунув в лифчик накладки. Правда, когда взгляд Брэма остановился на ее груди, у нее возникло ощущение, что он догадывается о ее проделке.
Брэм пустил тонкую струю дыма.
— Бьюсь об заклад, ты еще девственница.
Джорджи закатила глаза:
— Мне восемнадцать! Я, конечно, была девственницей… пару лет назад, но теперь…
Сердце ее тревожно забилось. Зачем она солгала?
— Что же, если ты так утверждаешь…
— Он был старше меня. Ты его знаешь, но я не назову его имени.
— Ты все врешь.
— Но он сходил с ума по властным женщинам, поэтому мне пришлось порвать с ним.
До чего же ей нравился собственный скучающий тон! Джорджи считала, что очень умело изображает умудренную жизнью особу. Правда, все впечатление портила издевательская улыбочка Брэма.
— Папочка Пол не позволит взрослому мужчине подойти к тебе. Он глаз с тебя не спускает.
— Но я же пришла сюда. Верно?
— Да… полагаю, так оно и есть.
Он осушил стакан, погасил сигарету и встал:
— Тогда идем.
Джорджи недоуменно уставилась на него. Вся ее уверенность мигом испарилась.
— Куда?
Он дернул головой в сторону двери с врезанным в нее якорем.
— Туда.
Джорджи нерешительно покачала головой:
— Я не…
— В таком случае забудь. — Он пожал плечами и отвернулся.
— Нет! Я иду!
И она пошла. Вот так, взяла и пошла. Ничего не спрашивая, последовала за ним в каюту.
На широкой койке валялась полуодетая парочка. Услышав шум, они приподняли головы.
— Исчезните, — велел Брэм. Их словно ветром смело.