Замкнутый круг какой-то. Мне надо было как-то выйти из него.

Может, все-таки лучше поговорить с Медяком? Пусть он хотя бы собьет цену до разумных пределов. Если в рэкете они есть.

– Я попробую что-нибудь придумать, – поднимаясь со своего места, сказал я. – Но ничего не обещаю.

Я вышел из кабинета с тяжелой головой. Не нужны мне проблемы с братвой. Я не хочу с кем-то за кого-то драться, а потом отвечать за это на суде. Я сыт тюрьмой по горло.

Я уходил и думал, что к Сахниной, скорее всего, больше не вернусь.

Отец вернулся поздно. Я слышал, что он не зашел, а вполз в дом. Опять нажрался до состояния нестояния. Мне снова придется укладывать его спать.

Может, действительно пора взяться за воспитание папаши? Ухватить родимого за шкирку, отвести к наркологу – пусть ему зашьют под кожу ампулу, может, пить перестанет. Неплохо было бы его женить на Сахниной. Тогда у меня будет повод наехать на Самоеда. Если Варвара Игоревна станет частью моей семьи, то я за нее глотку перегрызу. Во всяком случае, смогу заставить Самоеда в это поверить.

Я вышел в прихожую, включил свет и увидел человека, сидящего на полу. Это был мой отец, но я с трудом его узнал. Вместо глаз узкие щелочки в кровоточащих опухлостях, нос не просто сломан, а свернут набок, губы как плюшки, на подбородке глубокая рана.

Он сидел, обхватив руками голову, и жалобно стонал, на разбитых губах пузырилась кровавая пена. Бабушка схватилась за сердце, а я потянулся к телефонной трубке. Надо было срочно вызывать «Скорую помощь».

Отца могли отделать в пьяной драке, но я так не думал. Его били профессионально, точно, методично, хотели лишить жизни или, в крайнем случае, преподать самый суровый урок. Возможно, ему ногами отбили печень, почки, селезенку. Скорее всего, в домашних условиях его нельзя было спасти, поэтому я набрал ноль три.

– Кто тебя так? – спросил я, велев бабушке собирать вещи для больницы.

В ответ отец лишь что-то нечленораздельно промычал.

– За что?

– Жинши! – Сначала он махнул рукой в сторону фабрики, а затем указал на Москву.

Как это ни странно, я его понял.

Жинши – это джинсы, их забирали с фабрики оптом и увозили в Москву продавать в розницу. Фактически это был грабеж, который возмущал отца. Допустим, он выразил свое негодование вслух, да не там, где надо. Может, его за это и наказали – подкараулили возле дома и загрузили по полной программе.

Что ж, если так, то я это дело не оставлю. Плевать я хотел на Сахнину, а за отца буду рвать и грызть кого угодно.

Панфиловск называется городом, но по сути это деревня, и все здесь на виду. Я поставил цель найти начальника джинсового цеха, и вот он у меня в руках. Мужик вышел из калитки своего дома, а я двинулся за ним.

Одет он хорошо – кашемировое пальто с белым шарфом, норковая шапка, но выглядит при этом как последний забулдыга. И вид у него похмельный.

– Мужик, на троих сообразим? – спросил я.

На улице холодно, ветрено. Сегодня воскресенье, но кругом пустынно. Люди в такую погоду предпочитают дома сидеть, если, конечно, за бутылкой бежать не надо.

Хасанову бы остановиться, а он лишь укоротил шаг, разворачиваясь ко мне лицом. Пузо у него большое, тяжелое, и это сыграло с ним злую шутку. Мужика повело в сторону, он попытался сохранить равновесие, а земля под ногами мерзлая, скользкая. Он бухнулся на задницу, отбил себе копчик, дико взвыл от боли и с трудом поднялся. Пузан злобно глянул на меня, сжал кулаки, но ударить не решился.

– Больно? – с усмешкой спросил я. – И отцу моему больно. Он сейчас в больнице, а ты, Глеб Александрович, водку жрешь. Где справедливость? – Я тоже сжимал кулаки и запросто мог ударить.

Хасанов почувствовал мое настроение, слегка сдал назад и осведомился:

– Ты кто такой?

– Кречетов моя фамилия.

– Кречетов?

– Отец, говорю, в больнице.

– Пить надо меньше.

– А ты с ним не закладывал, нет?

– Я вообще не пью!

Смешно это или нет, но Хасанов заявлял об этом на полном серьезе.

– Да ну!

– Десять лет уже в завязке.

– Флаг тебе в руки и вымпел на шею. Переходящий. Если ты заслужил, и если на шею!

– Что тебе нужно, Кречетов? – оглядываясь по сторонам, спросил Хасанов.

– Да вот из тюрьмы вышел, а отца какая-то падла заказала. Зачем ты его под танк бросил?

– Что ты такое говоришь? – Хасанов непонимающе посмотрел на меня.

– Да ты не отбрыкивайся, бесполезно это. Я все знаю. Джинсы ты шьешь, да? Деловарам их по дешевке отгружаешь. Народ за копейки горбатится, а деловары их труд за рубли продают, правильно? И сколько ты в карман себе кладешь, я знаю. Мне все, Глеб Александрович, известно. Отца твоя поганая схема не устраивала, вот ты его и заказал.

Я достал из кармана выкидной нож, нажал на кнопку. Надо было видеть, как шарахнулся от меня Хасанов, когда клинок тускло блеснул в рассеянном свете.

Другой рукой я вытащил карандаш, чиркнул по нему лезвием и заявил:

– Чего ты шагаешься, Хасанов? Отца чуть не убили, и тебя не больно зарежут.

– Это не я! – оглядываясь по сторонам, простонал мужик.

– Что не ты?

– Я не заказывал Диму. Они сами!..

– Кто они?

– Ну, покупатели.

– Кто конкретно?

– Они из Москвы.

– Да хоть с Марса! Кто такие, спрашиваю.

– У них в Москве все схвачено, сбыт и прочее.

– Я спрашиваю, кто они такие!

– Главный у них там Кислов…

– Бандит?

– Нет, но связи имеет.

– На этих связях его и повесим. Вместе с тобой.

– Я здесь ни при чем! Они сами…

– Кислов лично отца бил?

– Нет, конечно. Нанял кого-то.

Я выяснил, кто такой Кислов, как его найти, узнал про компаньонов данного фрукта. Но разговор на этом не закончился.

– Значит, с бандитами эта шушера водится? – затачивая карандаш, спросил я.

– Я так понял.

– Что за люди?

– Я точно не знаю. Да, может, и нет ничего?..

– А вдруг есть? Если братва спросит с тебя?

– За что?

– За то, что ты Кислова сдал. А разве ты этого не сделал? Только что! С тебя за это спросят. Если, конечно, ты расскажешь про нашу с тобой встречу. Но ты же не дурак? – хищно сощурив глаза, спросил я.