– Нет! – Хасанов приложил руки к груди и мотнул головой.

– Тогда будешь жить.

Я оставил Хасанова в покое и отправился в больницу к отцу.

Он лежал в общей палате с повязкой на голове. Нос ему вправили, а зубы не вставили, поэтому он сильно шепелявил. Я спросил, что с ним произошло, но вразумительного ответа не получил. Шел, нарвался на каких-то хулиганов, они попросили закурить…

Про Кислова он ничего не сказал, а я не стал спрашивать. Ведь ясно же, что отец не хотел впутывать меня в свою историю, но я уже и так влез в нее двумя ногами и не собирался отступать.

Домой я возвращался в раздумьях. Как найти Кислова и вызвать его на разговор? Может, и предъявлять ему ничего не надо, а сразу отоварить по всей накладной?.. Я думал, как быть, но не забывал посматривать по сторонам. Если Хасанов рассказал Кислову о нашей с ним встрече, то меня уже запросто могли подкарауливать где-нибудь по дороге.

В проходе между домом и фабричным забором я увидел Медяка. Он подпирал задницей багажник «четыреста двенадцатого» «Москвича». Перед ним стоял, переминаясь с ноги на ноги, тот самый бык, с которым он приходил к Сахниной. Может, парни случайно здесь оказались, а если они поджидали меня? Может, по старым вопросам у них разговор? Вдруг их отправил по мою душу Кислов?..

Увидев меня, Медяк оторвал задницу от машины, достал из кармана сигарету, закурил. Верный признак того, что волнуется парень.

Он подошел ко мне, затягиваясь на ходу. Вид у него был такой, как будто он собирался выпустить дым мне в лицо, хотя Медяк дунул в сторону.

– Узнал, с кем Сахнина дела делает? – спросил он.

– А тебе зачем? Если она работает на вашей территории, то какая разница, с кем она дела делает? Если воры ей товар поставляют, то в конкретном раскладе они барыги. А если барыги, то должны подвинуться. Если у тебя хватит сил их подвинуть.

Медяк свел к переносице брови, пытаясь осилить информационный поток, насыщенный всяческими условностями. Как это воры могут быть барыгами? Если и так, то что с того?

– Не понял, – с усмешкой заявил он.

– Есть понятия и законы, по которым живет криминал. Если ты предъявляешь по понятиям, то никакого косяка за тобой нет. Только хватит ли у тебя силы, чтобы удержать за собой правду?

– Хочешь сказать, что мы ворам можем предъявить? – Медяк как-то не очень просветленно глянул на меня.

– Если они на вашей территории барыжничают, деньги на водке делают.

– А за Сахниной воры стоят?

– А вдруг? У воров организация. Зашлют они гладиатора по твою душу, он тебе кровь пустит, и где тогда будет твоя сила?

– А за ней воры стоят?

– Может, воры или новые, я не знаю.

– Новые, это кто?

– Новые, это вы, спортсмены-рэкетиры. Думаете, что за вами сила. Это какая же? Менты закрыть могут. Стволы у вас есть? Чеченцы стрелку забьют, там вас и постреляют на хрен.

– Какие чеченцы?

– Бандиты натуральные. У них стволы, гранаты, а у вас что?

Медяк промычал в ответ что-то неразборчивое.

– Кулаки, кастеты?.. Ну, если реального врага нет, то и этого хватит. Барыгу зашугать не трудно, да? А вот если у него вдруг крыша объявится, тогда надо выставлять свою силу. Чтобы она была, и чтобы все по понятиям. Тогда претензий не будет. На могиле скажут, мол, погиб в бою, был правильный пацан.

– Кому скажут? – Медяк потерянно посмотрел на меня.

– Братва так скажет, если тебя вдруг на стрелке завалят или вон его. – Я кивком показал на его спутника, который с важным видом тупо стоял в сторонке. – Это если там с чеченцами. Люберецкие стрелять не будут, просто ливер отобьют. Воры на стрелку вообще не поедут. Они на гоп-стоп возьмут, из-за угла, пером в бок.

– Ты меня пугаешь?

– Нет, просто объясняю. А что там с Сахниной, я не знаю. Я за нее не подписываюсь.

– Почему?

– Интереса нет. Я ей насчет денег передал, пусть думает.

– А с кем она работает?

– Сам пробивай.

– Мутный ты какой-то.

– Нет, пацан, это ты мутный, а у меня все чисто по понятиям. Я в чужие дела не лезу и в бюро добрых услуг не играю, – пристально глядя Медяку в глаза, уверенным тоном с вызовом отчеканил я.

– Если так, то все правильно, – кивнул Медяк. – Может, скажешь тогда, с кем у нее там дела?

– Не знаю. А если бы знал, не сказал. В этих рамсах мое дело сторона. Что еще не ясно?

– Ты мог бы нам помочь.

– А какой мне от этого интерес?

– Мы тебе отстегнем, – совсем неуверенно сказал рыжий.

– Тридцать сребреников. Чтобы я свою начальницу сдал? Ты за кого меня держишь?

– А если с нами будешь?

– В каком смысле с вами?

– Бригада у нас. Мы пятак на Спортивной взяли. – Медяк с гордостью огладил пальцами свой спортивный костюм. – «Оазис» наш. У нас тут все схвачено.

– И ментам проплачено?

– Решим вопрос. – Рыжий пожал плечами.

– Как бы с вами вопрос не решили.

– Очко заиграло? – Медяк презрительно ощерился.

– Нет, игра не стоит свеч. Что у вас тут, в Панфиловске? А ничего! Барахолка, и все.

Был я на местной толкучке. Торговля только по выходным, да и та – жалкое зрелище. С десяток лотков под открытым небом, товара кот наплакал. Все частники в Москве крутятся. Туда народ едет – там и выбор больше, и цены не такие злые, как здесь.

– Нет, не все.

– Мелочовка здесь у вас. На рубль возьмешь, на червонец посадят. А ведь закроют!.. От ментов откупаться надо, а у вас и денег на это не хватит. Что ты с этой барахолки поимел? Куртку? А завтра за джинсами придешь, там тебя и повяжут. Или не так?

– Гонишь ты все! – Медяк напыжился.

– Так много ли вы бабла наколотили?

– Сколько наколотили, все наше.

– Так я и не претендую. Да и нет у вас ничего. С Панфиловска много не возьмешь. Особенно если не головой думать, а кулаками.

Я уже давно мог бы уйти, но мне нужен был этот парень.

– Что ты предлагаешь? – Медяк заинтригованно посмотрел на меня.

– Я?.. Предлагают тем, кто готов слушать. А воздух только бакланы сотрясают.

– Я слушаю.

– У тебя мать где работает?

– На швейке, а что?

– Если так, то тебе должно быть интересно.

Я мог бы и сам разобраться с Кисловым, подкараулить его где-нибудь на темной стороне улицы, избить до полусмерти, а дальше что? Кислов начнет мстить. «Мстя» его может быть жестокой, если, конечно, за мной не будет никакой реальной силы. Ею могут стать Медяк и Самоед со своей бандой, тем более что пацаны они, судя по всему, лихие.