Я покинула Токио всего лишь дней десять назад, но мне казалось, что прошла целая вечность. Беспокойство мамы меня не трогало, события из токийской жизни оставляли равнодушной. Я прекрасно обходилась без японской еды и спокойно пила воду из-под крана.

И по крайней мере, одно я уже могла сказать наверняка: ностальгии у меня точно не было.

Токио, 1970

Я не хотела приходить слишком рано, потому что Шинго, конечно же, ни за что не явился бы вовремя — он и так ежедневно опаздывал в школу. С грехом пополам я старалась отвлечься на болтовню с подругами, чтобы протянуть время. Но постепенно втянулась в разговор, а когда наконец спохватилась и отправилась в библиотеку, оставалось всего десять минут до конца перемены. Шинго был там — листал какой-то автомобильный журнал.

Тот день выдался неожиданно ясным посреди сезона дождей, и большинство учеников, обрадовавшись, выбежали на улицу. В библиотеке было почти пусто. Шинго привел меня в закуток между книжными стеллажами — идеальное место для тайных встреч. Я догадывалась, что он приходил в библиотеку явно не для того, чтобы читать или готовить уроки.

Кровь стучала у меня в висках, я была возбуждена и растеряна. Но мы едва успели обменяться несколькими общими фразами, когда прозвенел звонок. Я злилась на себя за свое дурацкое опоздание. Шинго был очень мил, но он не сделал мне никакого признания, не раскрыл никаких секретов. Даже не назвал имя своего одноклассника, который, по его словам, был ко мне неравнодушен.

Мое первое свидание оказалось слишком коротким, слишком бессодержательным: вызванное им возбуждение еще не улеглось, когда я вернулась в класс. Что-то пробудилось во мне. Будет ли преувеличением назвать это страстью?

Следующие два дня прошли без всяких событий. Я оставалась взволнованной и растерянной. Не было и речи о том, чтобы самой позвонить Шинго, — оставалось лишь дожидаться очередного знака внимания с его стороны.

На третий день, выходя из школы после волейбольной тренировки, я увидела его во дворе — он был в компании своих друзей и сначала лишь улыбнулся мне издалека. Небо угрожающе потемнело, и с него падали первые редкие капли. Я раздумывала, не подняться ли наверх, чтобы взять зонт из шкафчика с вещами, или все же побыстрее добежать до метро. В этот момент Шинго отделился от остальных парней и направился ко мне, на ходу раскрывая зонт. Мои подруги, которые тоже присутствовали при этой сцене, даже слегка вскрикнули от изумления — такой полувздох-полувскрик часто означает неосознанную зависть. Предложить пойти под одним зонтом — это уже был не просто знак вежливости. У японцев обычная почтительность полностью исключает физические контакты. При встречах не обнимаются, даже не пожимают рук, лишь приветствуют друг друга легким поклоном. Поэтому даже близость двух людей, идущих под одним зонтом, расценивается как неприличие или открытая провокация. Это означает, что пара нарочито демонстрирует свои близкие отношения.

— Хочешь пойти со мной выпить чаю? — предложил Шинго.

Моей первой реакцией был настоящий ужас, но его тут же захлестнула волна благодарности.

«Бистро» — наверно, наиболее подходящее французское слово для обозначения наших заведений, являющихся чем-то средним между чайным клубом и кафе. У нас они меньше французских кафе, а низкие столики и приглушенный свет создают в них интимную атмосферу. Основную клиентуру здесь составляют офисные служащие, которые ускользают сюда с работы для конфиденциальных встреч, и студенты, у которых полно свободного времени.

Заведение, которое выбрал Шинго, располагалось по дороге в школу, но я там ни разу не была. Мы оказались единственными подростками среди взрослых посетителей. Это место больше располагало к разговорам вполголоса, чем к шумным молодежным сборищам.

Мы сели друг против друга, и Шинго с привычной небрежностью заказал «Джинджер Эйл». Тогда я впервые услышала это название, и в его запретном английском звучании было что-то волнующее. На самом деле речь шла о японском варианте названия «Кэнэда Драй», который недавно стали завозить из США. Шинго произносил эти слова с американским акцентом. Я заказала себе обычную кока-колу.

Поход сюда вдвоем с Шинго вызвал у меня настоящую эйфорию, и я болтала без умолку. Мы проговорили почти два часа, обмениваясь смешными историями про учителей и общих знакомых. Шинго также увлекался кино — в этой области я в те времена знала не слишком много.

— Ты смотрела «The Getaway»? Али Мак-Гроу там гораздо более секси, чем в «Love Story». Это и понятно, раз она живет со Стивом Мак-Куином, своим партнером по фильму.

Я к тому моменту видела в кино лишь два фильма — «Мелодия счастья» и «Мэри Поппинс». Но по крайней мере Стив Мак-Куин был мне известен — благодаря многочисленным отрывкам из «Великого бегства», которые показывали по телевизору Среди немногих актеров, которых я знала, он был моим любимым.

— Так он нравится тебе больше, чем Пол Ньюмен? А из комедийных актрис? Я никак не могу выбрать между Фэй Данауэй, Кэндис Берген, Дженнифер О'Нил…

Он сыпал именами кинозвезд, словно говорил о своих давних подружках. Снимался ли его отец в голливудских фильмах? Во всяком случае, его тетка с отцовской стороны жила в Калифорнии. Я видела его отца лишь в роли самурая, одетого в кимоно и причесанного по традиционной японской моде, и с трудом могла представить его себе на пляжах Малибу среди девушек в бикини. Однако я знала, что он часто бывает в США и порой берет сына с собой. Западный мир не был для Шинго таинственным и загадочным.

— Ты уже была в новом боулинге, рядом с метро? — спросил он без всякого перехода.

Я не только никогда не играла в боулинг, но была уверена, что подросткам вход туда воспрещен. Шинго, как выяснилось, умел играть в бильярд и в гольф, а недавно начал кататься на водных лыжах. Он был настоящим знатоком по части развлечений! Но вместо того чтобы вызывать у меня досаду, стыд или раздражение, он вызывал одно лишь восхищение. Тогда, на пороге юности, я страстно хотела открыть для себя все, чего не знала. В компании этого искушенного не по годам мальчишки я как будто и сама в одночасье повзрослела.

Когда мы вышли из кафе, Шинго проводил меня до метро.

— У тебя не было проблем, когда я в тот раз позвонил? — спросил он.

— Нет, все в порядке.

Мне не хотелось, чтобы он счел меня чрезмерно опекаемой маменькиной дочкой. Конечно, мама все время за меня опасалась и подслушивала каждый раз, когда кто-то из мальчиков звонил мне домой. Бедная мама, ее молодость пришлась на военные годы! Мне приходилось ладить с ней, чтобы не нарушать покой в семье.

— А кстати, зачем ты мне на самом деле звонил? — спросила я.

— Я обратил на тебя внимание в спортзале. Говорили, что в твоем волейбольном клубе — самые красивые девушки колледжа. Но никто не играет в волейбол лучше тебя.

Он сказал это словно в шутку, с восхитительной непринужденностью. Я спускалась по ступенькам в метро так, словно танцевала на облаках.