Они меня не заметили. Шинго стоял ко мне спиной, Акико смотрела только на него. Я не слышала их слов, только заговорщические смешки. Их лица почти соприкасались; я увидела руку Шинго, гладящую волнистые волосы Акико.

Это были всего лишь прикосновения, даже без поцелуев, но все равно они показались мне неслыханной наглостью. Шинго осмеливался заниматься этим с Акико, а со мной даже и не пытался! Я почувствовала себя преданной. В этот момент он обернулся и увидел меня. Не сказав ни слова, я выбежала из библиотеки.

Вечером он мне не позвонил.

Зато на следующий день я обнаружила конверт в боковом кармане своего портфеля. В нем была записка от Шинго: «Прости, я не хотел делать тебе больно». Он просил прощения; стало быть, тем самым признавал свою связь с Акико. Я была жестоко разочарована. Меня охватило неудержимое желание с ним поговорить. В первый раз я сама ему позвонила.

— Зачем тебе понадобилось встречаться еще и со мной? — спросила я.

— В тебе было что-то изысканное, — сказал он извиняющимся тоном. — Акико — это совсем другое, она просто шлюшка. Но она в каком-то смысле похожа на меня. Мы с ней одинаковые…

Такое извинение было оскорбительным для Акико и неудовлетворительным для меня; я его не приняла.

Он продолжал звонить мне каждый вечер; кажется, он ко мне привязался. Но все эти обмены взглядами, телефонные откровения, обещания новых встреч — вся эта идиллия была уже подгнившей. Шинго стремился к чему-то другому. Его отношения с Акико были гораздо более рискованными и возбуждающими, чем наш целомудренный флирт. Я определенно была для него слишком сентиментальной и скучной.

Положив трубку, я закрылась у себя в комнате и поставила на проигрыватель пластинку «Лед Зеппелин». Это был подарок Шинго и моя первая пластинка с записью рок-группы. До этого дня я не осмеливалась слушать ее на нормальной громкости — из-за мамы. Но сейчас мне было все равно.

Я опустила иголку на начало трека «The Stairway to Heaven». Минорная мелодия вызывала в моем сердце трагические отголоски, и оно едва не разрывалось от отчаяния.

Это был первый случай любовной тоски — самая сильная эмоция из всех, испытанных мною до сих пор.

Париж, конец августа 1979-го

Выйдя из Сорбонны, где я только что записалась на курс лекций по истории французской цивилизации, я пошла через Люксембургский сад. Эти лекции, предназначенные для иностранных студентов, начинались только первого сентября. Итак, мои каникулы продолжались. Было три часа дня, и погода стояла слишком хорошая, чтобы идти в кино.

Еще издалека я заметила уголок шахматистов. В голову пришла неожиданная мысль: а вдруг Жюльен тоже там?

Вот уже пять дней от него не было никаких известий. Я старалась отвлечься, наводя порядок в квартире и продолжая изучать разные кварталы Парижа, но не могла перестать думать о нем. Я спрашивала себя, что же произошло. Пришлось ли ему срочно куда-то уехать, или он был занят семейными делами, или наша встреча была для него лишь случайным эпизодом, одним из многих, и он меня уже забыл? Жюльен познакомился со мной, окликнув из машины, — должно быть, то же самое он уже много раз проделывал с другими девушками.

У него, конечно же, была своя жизнь до нашей встречи. Что до меня, то я чувствовала себя здесь почти новорожденной, и Париж в эти несколько дней ассоциировался у меня только с Жюльеном.

Бродя по улицам, я невольно искала глазами его силуэт — его образ не исчезал из моего сознания ни на минуту. С точки зрения математической вероятности не было ни малейшего шанса, что наша встреча повторится, как в первый раз, но я не хотела отказываться даже от малейшей возможности случайно наткнуться на него. Его квартира была в окрестностях Люксембургского сада. В такую хорошую погоду он наверняка выгуливал там свою собаку.

Солнце было еще достаточно высоко, и игроков в шахматы собралось совсем немного. Редкие прохожие шли мимо, не останавливаясь, и ни один из них не был похож на Жюльена.

Я зашла в первую попавшуюся телефонную будку, чтобы ему позвонить. Я звонила долго — слишком долго. Автоответчика у него не было. Так или иначе, я чувствовала себя слишком неуверенно, чтобы говорить с механическим устройством.

Вернувшись домой, я снова попыталась до него дозвониться. После трех бесплодных попыток трубку все-таки сняли, и я услышала звонкий женский голос.

— Жюльена сейчас нет, — сказала женщина. — Перезвоните через полчаса, может быть, он вернется.

Что за женщина оставалась у него в квартире в его отсутствие и говорила с такой уверенностью? Бывшая жена? Я была убеждена, что она смеется над моим акцентом. Она не спросила мое имя и не предложила передать что-нибудь Жюльену.

Ровно через полчаса я перезвонила. Я наивно ожидала услышать голос Жюльена, но мне ответила та же самая женщина.

— Он появлялся ненадолго, но только что снова ушел, — сказала она.

Не было сомнений, что она и словом не обмолвилась Жюльену о моем звонке.

— А вы не знаете, когда он вернется?

— Понятия не имею.

Я пробормотала, что еще перезвоню, и с горечью повесила трубку.

До ночи было еще далеко. Вечер грозил пройти впустую. Я говорила себе, что нужно написать маме письмо. Я уже получила от нее множество писем, но ответила только на одно. Однако у меня совсем не было настроения, чтобы писать всякие успокаивающие глупости. Я думала только о Жюльене и о женщине у него дома. Была ли это очередная любовница — самое последнее его завоевание?

Часы на здании «Отель де Вилль» прозвонили девять. Я позвонила в последний раз. Никто не ответил. Я спустилась в кафе на первом этаже дома, села за маленький столик у окна и заказала омлет с сыром и кружку пива. Это был мой первый одинокий ужин в публичном месте, и я ела, не поднимая глаз. Никакого вкуса я не чувствовала.

На следующее утро я пошла за покупками на рынок возле улицы Муффетар, но холодильник Жюльена, очевидно, в то утро был полон.

В полдень я позвонила снова.

— Алло…

Жюльен узнал меня по одному этому слову. Голос у него был радостным — он явно не был раздосадован моим звонком.

— Я тебе много раз звонила, но тебя не было.

— Мне нужно было сделать одну срочную работу.

— Я думала, ты в отпуске.

— При моей работе никогда нельзя по-настоящему освободиться.

— Вчера к телефону подходила какая-то женщина…

— А, это приходящая няня.

Значит, не бывшая жена и не новая любовница. Но если дочь Жюльена жила сейчас у него, это означало конец вольной холостяцкой жизни.

Кроме того, завтра он уезжал вместе с ней в Аркашон. И сегодня вечером тоже был занят. Он обещал позвонить мне по возвращении. Но я понимала, что перспективы наших дальнейших встреч весьма туманны.