«Уколы от старости»,

«Продам душу черту»,

«Нежное создание поцелует вас и убаюкает»,

«Секс до горла. Влад»,

«Убью не раздумывая. Бесплатно. Не меньше двух человек», «Гарантия вечной жизни в обмен на ваши сбережения», «Похоронные принадлежности на вырост»

Мы с Ленкой хохотали, как сумасшедшие, рот болел, застыв гримасой на целый час, и вот я практически в Москве, и где-то здесь продают ту самую газету.

— Какой-то гангстерский городишка! — вглядываясь в незнакомые улицы с панельными пятиэтажками, просто так сказала я.

— Почему? — почесав грязную голову пятерней, засмеялся Димон. — Сейчас снимем комнату, вымоемся и поедим… я знаю этот город.

Мы отъехали, не помню, сколько кварталов влево и оказались в колодце из трех восьмиэтажек, очень старых и невыносимо прекрасных — я завороженно вглядывалась в длинные кирпичи и зеркальные окна.

— Я с тобой? — привстала я.

— Машину сторожи, — сказал этот шутник.

— Сам сторожи, ее только на свалку! — просунув палец в дырявое сиденье, я что-то нащупала и через секунду вытащила пулю…

— Жизнь на земле временная, — пожал плечами Дима, и мы вошли в ближайший подъезд «Z».

Подъезд-труба, дыра без света, устремленная ввысь. Оказалось — просто в то утро на Архангельской не было электричества.

И еще — все подмосковные города непохожи друг на друга, хотя, казалось бы, близость к столице, свет ее, те же самые звезды, которые освещают Кутафью башню и старую каланчу где-нибудь в Зарайске, должны роднить райцентры и наукограды меж собой, но… ничего подобного. Даже лица русские и словечки настолько не похожи, что, впрочем, неудивительно, у нас особенная страна. Или сторона.

Мы молча поднялись на шестой этаж и позвонили в 56 квартиру — звонок не работал, мы постучали.

Открыл мальчик-даун в серых брючках и свитере, прикрывающем толстую раскормленную попу. Увидев мой живот, с ходу попросился на руки и пообещал:

— Я не буду плакать, тетя, покачай меня на животике.

Что на это скажешь — он был помладше меня… года на три?

И тут вышла Нина Ивановна и узнала Диму:

— Здравствуй, студент, — сказала она, и я в нее влюбилась.

Взгляд Нины Ивановны бередил душу. Бывает, посмотришь на человека и, даже не зная его, поймешь: господи, что же тебе испытать-то пришлось? Отчего у тебя такие глаза?..

В каждом городе люди сдают квартиры и в каждом городе другие люди их снимают. Обычно сдают не от хорошей жизни, теснятся, но у Нины Ивановны Сидоровой было две квартиры, в одной она жила сама с сыном, а другую, доставшуюся ей от бабули с дедом на цокольном этаже, — сдавала.

Мы попали в тот редкий день и час, когда Нина Ивановна выгнала семейную пару, которая, прожив полные четыре недели, платить отказывалась по неизвестным причинам. Квартира на первом этаже представляла собой довольно внушительное помещение из трех комнат с минимальным набором мебели. Из нашего окна виднелся квадрат двора с качелями, на лестнице по ночам ухало нечеловеческое эхо, кто-то ходил, но никого не было видно и запахи уже ушедших и еще живших в «сталинке» были настолько резкими, что приводили меня в состояние постоянного сердцебиения. Старый и очень опасный дом, интуитивно почувствовала я, и так и жила, пока не привыкла и стала просто не замечать.

Второй подъезд был не единственным в доме без консьержки. Жильцы за редким исключением не отличались ни богатством, ни прочими приятными неожиданностями. Даже старшая по подъезду некая Атаманова регулярно увозилась санитарами в местный сумасшедший дом по причине устройства костров в своей квартире под чердаком, но ее никто и не думал переизбирать, к примеру, на тихого старичка-активиста с седьмого этажа. Никому до этого не было дела, точней — все собирались прогнать эту тетю Настю с почетного поста, но пироманка возвращалась из сумасшедшего дома такая тихая и грустная, на спички просто смотреть не могла, всем кланялась и норовила облобызать всех, кто находился в поле ее зрения.

В общем, если бы мы знали, в какую тягостную историю попадем… Но мы не знали.

За пару недель мы обжились, Дима начал искать работу.

Справа от нас снимали комнату две Олеси, три Галины и самая молодая Маринка, бригада малярш из Запорожья, слева в большой комнате отсыпались два конкретных друга.

— Какая зажигалка!..

— Да еще беременная!..

Сказал Саркис Мазуту, когда в первый же вечер они пришли, не постучавшись — замка на двери нашей комнаты тогда еще не было. Саркис — кавказец, Мазут — азиат. Оба черные и бескомпромиссные.

Я перевела взгляд на своего мужа: нет, он совсем не страшный, отчего же они ушли? Их никто не гнал. Да-а…

В преимуществе замужества я убеждалась каждый день. И каждую ночь.

И только-только мы устроились в Полежаевске — новости из Красноуральска хлынули с экрана телевизора на нашей общей коммунальной кухне.

Наваждение, не иначе, ведь: ежедневно в мире творится, Бог знает что , но мы не жили во всем мире, и те новости были для нас, как журчание воды из-под крана, мы жили в Красноуральске, и он в нашем сердце остался навсегда. И мы вникали во все перипетии про бандитские разборки в центре еще недавно тихого города, убийства каких-то людей на окраинах, захваты заводов вооруженными людьми в масках…

Странное сознание: мир трясет и взрывается каждый божий день, но тебя трогает за душу только при упоминании знакомых, неважно — мест, имен или какой-нибудь горы на которую в детстве лазил и сидел, свесив ножки…

6-го мая убили в перестрелке… Бобровника.

— Может, вернемся?

— Куда?

И точно — возвращаться было некуда.

Разве мог кто предположить, допустим, лет 15 назад, что в новостях центральных телеканалов подробно будут рассказывать на всю страну про жизнь и смерть обычных разбогатевших бандитов. И так каждый день, день за днем, как раньше про трудовые будни шахтеров, сталеваров и колхозников.

Эти новости оттуда будоражили и вызывали противоречивые чувства… Хорошо, что мы уехали? И выходило, что — нет.

ZАСКОКИ

Вольно или невольно я стала знакомиться с людьми подъезда «Z», и не все знакомства были приятными, хотя иной раз случались и трогательные открытия.

Наташа задумалась и с сомнением перелистала все, что написала до этого.

— Надо бы уже начать рассказывать о самом главном! Но подъездные жители, которые сновали по лестнице туда-сюда , просто не давали никакой возможности перейти к главному. Их нужно обозначить, хотя бы пунктиром, особенно самих ярких! А вы уж сами решайте, читать ли вам про них — или перевернуть пять-шесть страниц и со спокойной душой узнать, ради чего затевался этот роман.