— А как же вы, сэр?

Я неуверенно оглянулась в направлении, куда меня вел зов разделенного контура. И — вскрикнула от внезапной боли.

В груди резануло остро, словно воткнули и провернули нож. Ой. Мамочка… Улица, Сантана, фонарь… все подернулось дымкой. И схлопнулось в темноту. Нет… пожалуйста…

— Тихо, — хрипло сказали где-то рядом, — несите его в подвал.

Я не чувствовала ни рук, ни ног, только легкое покачивание и… слабый узнаваемый запах хаббасов.

Над головой тянулся тускло освещенный потолок, украшенный виньетками замысловатой лепнины.

— Здоровый…

— Первый еще больше был. Ты его ронял постоянно.

— Это по пьяни. Так-то я бык, — оправдывался голос помоложе.

— Не-е-е. Ты не бык, вот этот — бык. Посмотри, ему ж лет девятнадцать-двадцать, а он как пару мужиков вместе весит. У меня уже руки отваливаются, быстрее бы дотащить. А ты, так… бычок.

Некоторое время неизвестные тихо переругивались. А потом на лицо легла холстина.

— Затягивать мешок?

— Ты дурак? Он же задохнется.

И стало совсем тихо и темно.

— Маккой? Стелла, мать твою. Эля!

По щекам хлестко шлепали. Так, что моталась голова.

— Маккой! Или ты приходишь в себя, или буду вынужден принимать особые меры. Пока не знаю какие, но уверяю, тебе они не понравятся…

Несмотря на явную угрозу, звучало обеспокоенно, я бы даже сказала — заботливо.

Кажется, ритор был обескуражен моей внезапной потерей сознания. Всегда знала, что его наплевательское отношение к нам, студентам, чистое позерство. Все его нравоучения и ругань — своеобразная опека, которая мне лично, вполне была комфортна.

Я дернулась. Судорожный вздох. Вскинулась, выбрасывая вверх руки со скрюченными пальцами.

— Райден!

— Пока не вернулся. Но если следом пойдешь ты…

— Не в этом смысле, сэр. Я видела Райдена! Его парализовали и надели мешок на голову…

Сантана аккуратно примостил мою голову к себе на плечо. За время моего беспамятства он ухитрился доползти до фонаря, притащить меня туда же и теперь сидел, опираясь спиной на чугунный штырь и поддерживая меня.

Мозолистые, широкие как лопаты ладони убрали с моего лица слипшиеся, грязные пряди.

— Ну-ка, детка, расскажи папе Сантане, что ты видела? И какого Хаоса могла вообще видеть, что происходит с другим человеком?

— Не время, нужно что-то срочно делать… Ему плохо, сэр! И… я его не чувствую… О.

До истерики дело не дошло, я взяла себя в руки. Не дело валяться на раненом человеке и жаловаться ему на жизнь.

— Сама не знаю, как у нас получается чувствовать друг друга. Из-за совпадения контуров получилась очень близкая связь, сэр.

Я поднялась сама и попыталась поднять Сантану. К моему изумлению, он поднялся довольно бодро. Руны регенерации взялись за работу, кровотечение остановлено. Если ритор доберется до эликсиров, вопрос выздоровления может решиться уже к завтрашнему дню.

Только доживет ли до этого Райден… И тот «первый, который был еще больше». Кажется, я догадываюсь, о ком говорили похитители.

— Все еще не чувствуешь Камачо? — спросил Сантана, опираясь на меня всей немаленькой тушей. Разница наших весовых категорий его нисколько не волновала. У меня время от времени возникало ощущение, что ритор совершенно бессознательно превращал любую ситуацию в тренировочный полигон. Удивительно, как после ГАСа на Ципольском Посту могли так потерять всяческую дисциплину?

Или дело не в обучении, а в людях?

— Не чувствую Райдена, сэр. Там что-то еще, кроме хаббасов, точно. Хаббасы обычно мне не мешают.

— Обычно?

— Оборот речи, сэр Хог. Я так предполагаю.

На всякий случай промолчу об отборе на полигоне, когда Райдена цветы закопали по уши. С ритора станется обнулить результаты поступления, чтобы посмотреть, как мы будем ужом на сковородке изворачиваться.

— И еще… Рядом с Райденом говорили мужчины, простоватые такие. Сказали, что «первый был тяжелее».

— Пальмэ!

— И я так думаю, сэр.

Мы шли медленно, останавливаясь и отдыхая, тяжело переводя дыхание, а потом снова делали шаг за шагом. При подходе к Посту ритор вдруг решил меня похвалить. Видно, и сам оценил насколько тяжело служить костылем для его двухметровой туши.

— Ты хорошо держишься. Успокоилась и не понеслась по ночному городу как безголовая курица. Не рыдаешь. Молодец, Маккой.

— Ма-а-амочки…

Сантана кхекнул и замолчал. Каменная брусчатка больше не отбивала глухим эхом наши шаги. В полной тишине скрипнули и опять застыли тяжелые ворота Поста.

На которых, нанизанное на острые пики, повисло мордой вниз измененное тело в форменных брюках и сорочке Стража.

Кто-то тщательно замел следы, убрав свидетеля, который мог нас привести к похитителям. Я застыла с приоткрытым ртом, судорожно вспоминая осталась ли у нас хоть какая-то ниточка для расследования. И — ничего не могла вспомнить.

Отпустив мое плечо, Сантана растянул стягивающую его бедро завязку, несколько секунд уделив неспешному изучению раны, уже переставшей истекать кровью. Затем удовлетворенно выдохнул и самостоятельно похромал к телу.

— Похоже на Клайса, молчаливого такого, — немного поразмыслив, сообщил он, потыкав убитого пальцем.

— Это и есть Клаус, остальные наши на месте. За что ты его так? — прозвучало глухо от центральной дорожки.

Со стороны дома шли Стражи поста. Все полностью одетые, вооруженные, с кожаными поясами под эликсиры.

— О, — оживился Сантана, вцепляясь в ворота. — Вы то мне и нужны. Лечебные эликсиры кто-нибудь прихватил?

Идущий первым Освальд вгляделся в подвешенное тело и перешел на бег.

— Клаус?! Что с ним?!

— А вы что думали, мы играемся, и он тут на спор ворота украшает? — изумился ритор. — Да вы тут совсем с ума посходили! Клаус ваш практически в Гончую превратился и девиц по ночам портил! Ничего так новость? А сейчас сдох и в Хаосе отчитывается о своих прегрешениях.

— Но можно же было не убивать так сразу, а как-то допросить… поговорить… — растеряно бормотал командор Поста, с ужасом изучая измененное лицо погибшего сотоварища.

Остальные разом потеряли бравый вид, ошеломленно переглядывались, шептались.

— Мне Лечилку кто-нибудь даст? — гаркнул Сантана и к нему мгновенно протянулось несколько рук с эликсирами, подхватили. Отчего ритор подобрел. — Ладно, спасибо, народ. Это не я его, скорее он меня.