1. Не называй троллю своего имени.

2. Не пей и не ешь ничего из угощений тролля

3. Прочти молитву и подними перед собой крест или сотвори крестное знамение

4. Постарайся хитростью выманить тролля из горы на свет – он сразу окаменеет.

5. Если встретишь тролля на пашне, беги от него поперек борозд от плуга, чтобы твои следы образовали с бороздами крест.

6. Помни, что тролли легко меняют свое обличье и могут превратиться в белого медведя, черную собаку или черного же козла.

7. При встрече с подозрительным человеком посмотри, не выглядывает ли у него из-под юбки или штанины хвост.

Когда он перечислил все семь пунктов, то заметил, что вместо троллей впереди замаячили фигуры реальных людей, освещённых мигающим светом керосиновых ламп, и стал доноситься запах копчёной рыбы. Наверно, рыбаки – подумал профессор – только зачем они спрятались в пещеру, когда снаружи так тепло? Хотя рыбацкой лодки никакой поблизости он не заметил.

– Вероятно, коптят селёдку. А судя по резкому и пряному запаху, к тому же ещё и браконьеры. – Это воришки, чтобы сбить со следа собак, ещё в старые времена научились придавать рыбе такой резкий запах, чтобы, подбрасывая её, не дать возможности выследить себя. Но именно такая пряная рыба как раз-то и нравилась не только норвежцам, но и англичанам и за появление в процессе копчения красного цвета, они прозвали её «красная селёдка», что иносказательно означало «ложный след».

Но он их, совершенно не прилагая к этому усилий, можно сказать, выследил и сейчас разоблачит по всей строгости закона. Кто такие, от кого прячутся, и всё такое прочее? Хотя, с другой стороны, не это сейчас главное для него. Если он не может самостоятельно возвратиться в свою испытательную лабораторию, то хотя бы посторонние люди должны вернуть его в то место, к которому он, если так можно выразиться, «потерял след».

«Рыбаков» оказалось пятеро. Они молча посмотрели на профессора после того, как он с ними поздоровался, ничего не ответили, и продолжали так же молча есть свою рыбу. Рыбаки так себя не ведут, – подумал профессор – да и одежда на них какая-то несуразная. Такое впечатление, что одевались они где-то не здесь, не в Норвегии, и подбирали себе наряд исходя из того, что им было кем-то предложено. И причём здесь этот стоящий первым слева моряк в военно-морской форме, почему-то с красной звёздочкой на бескозырке? Прямо ряженые какие-то.

Если б не загадочность ситуации, то можно было бы подумать, что он находится где-нибудь в Кристиансаде, городке, где один раз в году проводится «Kultur Кarneval», большой народный праздник, на котором звучит музыка, исполняются танцы и клоунские репризы веселят зрителей, съехавшихся сюда из разных уголков страны. Правда, там всё происходит на площади, а не в пещере. Да и жизнерадостность атмосферы не идёт ни в какое сравнение с тем, что царит здесь. Впрочем, про такую атмосферу говорят, что она, скорее, гнетёт, чем царит. Поэтому при ближайшем рассмотрении этих людей у профессора рождается ассоциация, скорее, напоминающая нечто другое: Skrekkens hus – «Дом ужаса», да, именно он, а ныне музей восковых фигур в том же Кристиансаде, в котором в годы войны находилась штаб-квартира гестапо в Южной Норвегии. Такие же восковые фигуры арестованных, такая же помятая и рваная одежда на них, только замерли они не в статичной позе, а совершают неторопливые движения, связанные с потреблением пищи.

Когда рыба была доедена, один из них полез куда-то в котомку, достал что-то из неё и протянул профессору. Это оказалась фотография, на которой были запечатлены все пятеро присутствующих. Да, семейным портретом её не назовёшь и где она сделана, тоже непонятно. Лица, вроде скандинавские, а вот одежда…

Тот, который её протянул, неспешно сказал:

– Ну вот, теперь, когда мы вас дождались, можете сличить нас и себя на этой фотографии. По заданию, полученному сегодня из Мурманска, вы включаетесь во вторую диверсионную группу и, таким образом, в этом районе теперь будут действовать две наших тройки. А пока подсаживайтесь к столу, рыба ещё не остыла.

Ничего не понимающий профессор уставился глазами в фотографию, на которой кроме этих пятерых, никого больше запечатлено не было.

– Во-первых, объясните мне, где я нахожусь? И, во-вторых, здесь, на этой фотографии я вижу только вас пятерых – произнёс он.

– Ну, как же нас пятерых? А себя третьим крайним во втором ряду вы что, не видите? – спросил старший.

Никакого третьего крайнего во втором ряду профессор так и не обнаружил.

А старший, не удосужив его ответом на первый вопрос, тем временем, продолжил:

– По оперативной сводке из Мурманска, составленной погибшими бойцами тройки, которую нам поручили заменить, стало известно, что общая группировка вермахта здесь, в Финнмарке, и во всей Северной Норвегии составляет на данный момент семьдесят тысяч солдат и офицеров. Учитывая столь значительное количество врага, прозрачность наших северных посёлков и скудную здешнюю растительность, в которой не спрятаться, нам предстоит базироваться в этой пещере, в Эретуппен, и делать вылазки исключительно по ночам, хотя, сами понимаете, ночи сейчас светлые. Наблюдения же будем вести с этих двух сопок, начиная с пяти утра.

– Подождите, подождите – перебил старшего профессор – а какой сегодня день?

– Как, какой? Вы что, с луны свалились? Сегодня суббота, 22 июня 1942 года.

Профессор чуть не обомлел, однако взял себя в руки и спросил:

– А не могли бы вы рассказать о себе? Кто вы такие?

– А вас что, разве не проинструктировали в центре?

– Мг… Похоже, не успели.

– Ну что ж, хоть Вы и вызываете подозрение, но мы введём вас в курс дела здесь, на месте. И с небольшой исторической справкой заодно, иначе как же Вы будете выполнять задание? Быть может, Вы всю эту историю знаете, но начало её таково. В начале 41-го, когда немцы у нас в Норвегии стали арестовывать и отправлять в лагеря евреев и коммунистов, пришлось нам, членам партии, бежать в Советский Союз, на остров Медвежий. Вместе с семьями. Нас там приняли и затем поселили недалеко от города Апатиты, даже колхоз специальный для нас создали. «Индустрия» назывался. А когда началась советско-германская война, наших женщин с детьми отправили за Урал, а всех нас, мужчин, переправили в Мурманск, точнее, в посёлок Междуречье-Лавна. Здесь мы изучали русский язык и обучались диверсионной работе. Потом стали в море под видом рыбной ловли встречаться со связными, но немцы быстро раскусили, в чём состоит эта «рыбалка», и, арестовав несколько наших диверсантов, запретили выходить в море кому бы то ни было более, чем на один километр. Тогда нас разделили на тройки и начали забрасывать в тыл к немцам, правда, диверсий мы никаких не осуществляем, ведь у нас тут всё открыто, как на ладони. В основном, собираем информацию о передвижении войск, о базирующихся в фиордах немецких подлодках и всё это отправляем в посёлок Киборг, в нашу «Лилле Москва», – там находится передатчик, работающий на русскую разведку. Вот, пожалуй, и всё.