До тех пор, пока он не вошел, Чарли, Джек и Мэтью сидели за кухонным столом, жевали запеченные сэндвичи и весело болтали.

Сара попыталась ему улыбнуться. Еще умываясь в ванной и медленно и долго спускаясь по лестнице, Крис решил, что какие бы уловки Сара ни придумала, он ни на что не попадется. Он нахмурился. От этого мускулы на лице так заболели, что он даже подумать боялся, что будет, если он улыбнется.

— Хочешь чаю? — любезно спросила Сара, поднимая чайник.

Он очень осторожно покачал головой.

— Нет, я не хочу чаю. Нам надо поговорить. — Он злобно вытаращился на мальчиков, и через секунду они испарились, прихватив сэндвичи.

Сара проглотила комок в горле и выдвинула табуретку.

— Конечно, — беззаботно произнесла она. — О чем именно ты хочешь поговорить?

К своему огромному удовольствию он заметил, что она сильно побледнела.

— А ты как думаешь, черт тебя дери? О нас, Сара, я хочу поговорить о том, что творится между нами, — произнес он как можно более драматично. — Хочу поговорить о том, почему моя жена не ночует дома. Именно об этом я и хочу поговорить.

Сара села и обвила пальцами кружку.

— Крис, дорогой, по-моему, говорить тут не о чем. Мне очень жаль, что прошлой ночью так получилось. Я напилась, вот и все. Я не могу признаться в смертных грехах, которых не совершала, и жутких преступлениях, в которых не виновата. Ты сам знаешь, что пить я не умею. Но я должна была позвонить. Извини.

Он уставился на нее: она что-то сделала с прической. Волосы вились кудряшками, как вчера вечером: мягкие завитки обрамляли лицо, придавая ей невероятно сексуальный вид. Она будто намеренно пыталась сбить его со следа. Коварные чертовки эти женщины.

— Тогда почему ты сказала, что у Моники Карлайл нет телефона?

Сара всплеснула руками:

— Ради бога, Крис, это безумие какое-то. Ты мне сам сказал, что у нее нет телефона. Я была так пьяна, что… — она замолкла и резко покраснела.

Крис шмыгнул носом и наклонился ближе, почувствовав, что наткнулся на жирного червяка, которого искал и одновременно так боялся обнаружить в спелом красном сочном яблоке.

— Ты была так пьяна, что…? — очень тихо спросил он.

Сара пробежала рукой по волосам. Из прически выбился еще один завиток.

— Что я отрубилась, — произнесла она почти шепотом.

Крис откинулся на стуле и выпятил грудь.

— Ах так, — выпалил он громким, чересчур агрессивным голосом. — Ну это же замечательно, правда, Сара? Господи, да о чем ты только думала! Ты замужняя женщина, у тебя трое детей! Кто еще там был? В какие чертовы игры ты ввязалась? Могло произойти все, что угодно. Все, что угодно.

Когда Сара подняла голову, в ее глазах блестели слезы.

— Но ничего же не произошло. С какой стати ты так на меня набрасываешься, Крис? С тех пор, как мы поженились, ты раз двадцать не ночевал дома и никогда меня не предупреждал! Я видела тебя в таком состоянии! Если бы меня не оказывалось рядом, чтобы отвезти тебя домой, тебе пришлось бы оставаться на ночь. Значит, когда ты так делаешь, это нормально, а когда я — нет? Помнишь, как вы с Барри поехали на тот мальчишник, в Норвиче, и ты явился в половине четвертого следующего дня в клоунской шляпе и машине, полной мыльных пузырей? Я на тебя не орала, — выпалила она и взяла себя в руки.

— Это совсем другое, — произнес Крис мерзким ханжеским голосом.

Она уставилась на него.

— Что? Почему? Почему это совсем другое, Крис? Потому, что ты мужик, а я нет? Вспомни, сколько раз ты был на выездных работах, делал заказы для одиноких жен, веселеньких вдов? Я ни разу не обвинила тебя в… в… — она снова замолкла.

— В чем? — спросил Крис, почувствовав восторг торжества. Он заставлял ее говорить, твердо решив рано или поздно загнать ее в угол.

— В том, что ты спал с ними, — тихо ответила она.

— А я и не говорил, что ты с кем-то переспала, — очень медленно произнес Крис, делая вид, что рассуждает благоразумно.

— Но я знаю, что у тебя на уме. Ты ведь на это намекал?

Крис сложил рот бантиком, притворяясь, что глубоко задумался.

— Я ничего такого не говорил. Но, сдается мне, именно это подсказала тебе твоя нечистая совесть!

Сара посмотрела на него так, будто у него только что выросли три головы и хвост. Он понимал, что она применит обходной маневр, и уже приготовился дать отпор, как вдруг на кухню вбежал Чарли.

— Ну что, собрались разводиться? — весело проговорил он, взбираясь на табуретку.

По щеке Сары скатилась крупная слеза и ударилась о стол рядом с ее чашкой. Чарли посмотрел сначала на мать, потом на отца.

— У нас будет два дома? У Оливера Стэнтона из моего класса два дома, а летом он два раза ездит отдыхать на каникулы! Он был в Диснейленде во Франции.

Примерно в половине четвертого приятель викария Бартона заглянул к нему на чай, припарковав свой обтекаемый миниатюрный черный полноприводной джип. У викария был выходной. Преподобный Лео Бэннинг открыл парадную дверь приходского дома и расплылся в улыбке:

— Гарри, привет, как дела?

Гарри Фокс улыбнулся:

— О боже, Лео, как я рад тебя видеть, ты и не представляешь. — Войдя в дом, он наклонился и нежно чмокнул Лео в щеку. — Вау, от тебя так вкусно пахнет, так бы и съел. Что это за духи?

Лео улыбнулся:

— Мои цветочницы подарили на Рождество.

Гарри захихикал:

— Как мило. Знаешь, я так хочу, чтобы ты вернулся в Лондон. Мы все по тебе скучаем. Я всегда так нервничаю, когда приезжаю сюда. Бруки и Пип шлют приветы. Они только что открыли потрясный новый бар, я привез тебе приглашение на официальное открытие. Ты будешь в полном восторге: эдвардианская зеленая кожа, медная отделка, очень стильно…

Лео жестом пригласил гостя в элегантную гостиную с видом на сад.

— Но мне здесь нравится. Дюжина очаровательных пожилых дамочек души во мне не чают и пытаются женить на своих дочках. Чего не сделаешь ради служения Господу, — он улыбнулся и разлил по бокалам шерри.

Высокий, стройный Гарри развалился в одном из кожаных кресел.

— В газетах пишут, что ваш епископ примазался к руководящей партии, ратует за возвращение к истинным семейным ценностям, — не очень-то вдохновляет.

Лео закатил глаза.

— Все что угодно, лишь бы он разрешал нам носить эти чудесные фиолетовые мантии.

Гарри засмеялся, глотнув шерри.

— Серьезно, Лео. Я переживаю за тебя: в этой глуши ты отрезан от всего мира. В прошлое воскресенье я читал его колонку в национальных газетах. Его послушать, так вам грозит сильное ужесточение дисциплины.