Примирившись с неизбежным и устроив свои служебные и продуктовые дела так, чтобы до отъезда мне уже не пришлось являться в Экспедицию, я не торопясь двинулась в город и, явившись в свое новое помещение, впервые за жизнь оценила те блага цивилизации, которыми пользовалась до сих пор, не замечая их.

На другой день я была у Кремля задолго до указанного часа. Зная, что за мной, как и за всеми искавшими с Лениным свидания, следит недремлющее око Чека[36], я постаралась по возможности отклонить от себя подозрение в неблагонадежности. Для этого, пользуясь тем, что природа не наделила меня солидной внешностью, я надела очень яркий нарядный туалет, внушавший мысль, что настроения его носительницы не могут уживаться с террористическими замыслами.

Внимательно просмотрев мой мандат и другие документы, после длительного допроса и некоторого колебания чекист, в последний раз окинув меня испытующим взглядом, выдал мне восемь пропускных билетов[37]. Билеты эти отбирались стоявшими на моем пути караулами, пока я, наконец, попала в канцелярию, где чекисты снова просматривали мои документы и допрашивали меня.

Достигнув последнего этапа — дверей приемной Ленина со стоявшим у них часовым и начальником караула — я вручила им пропуск и, ответив на вопросы, очутилась в комнате, где находилось несколько посетителей.

За столом разбирал бумаги молодой человек, по-видимому, секретарь, и я, подойдя к нему и предъявив документы, стала объяснять цель своего посещения.

— Мне поручили рабочие поднести товарищу Ленину первый номер издаваемого на их средства журнала и просить для следующего статью по экономическим вопросам, — пользуясь данной мне председателем на словах carte blanche, сказала я.

И снова фраза «рабочие Экспедиции» произвела обычное действие, ибо секретарь сразу стал приветлив и после просмотра документов, попросив меня обождать, направился с «Новыми искрами» в кабинет Ленина.

Я стала разглядывать посетителей, среди которых был китайский офицер в форме и много крестьян. Женщин кроме меня не было.

Через некоторое время секретарь вышел и, подойдя ко мне, громко, словно афишируя перед присутствующими свои слова, сказал:

— Ильич очень благодарен рабочим за подношение. Журнал ему понравился, и после заседания он примет вас обязательно, чтобы узнать, что именно интересует рабочих видеть во втором номере.

Но прошло два-три часа, секретарь много раз входил в кабинет и возвращался, а обо мне и всех присутствующих как будто забыл.

В это время из кабинета вышел Каменев и, подойдя к стоявшей посреди приемной группе крестьян в лаптях и армяках, сказал, что они могут изложить свои просьбы ему.

Крестьяне хором ответили, что уполномочены миром повидать Ленина и лично с ним поговорить о своих нуждах.

— Значит, насчет чего мы сомневаемся… Так ему самому, чтобы…

— Вы можете обо всем этом говорить со мной, — ответил им Каменев, садясь за стол.

Но крестьяне, переминаясь с ноги на ногу, продолжали настаивать:

— Неудобно, значит, кому другому, как мы уполномочены миром к самому Ильичу…

Тогда Каменев, рассердившись, уже резко сказал:

— У меня нет времени долго разговаривать с вами. Я в Союзе то же, что Ильич, и также могу разрешать все вопросы[38].

Дальнейших возражений крестьян я не слыхала, так как в эту минуту ко мне снова подошел секретарь:

— Сейчас уже четыре часа, — сказал он, — Ильич очень устал и просит вас зайти через два дня.

Я, конечно, не могла выразить своей досады и, поблагодарив секретаря за разрешение, простилась с ним.

В назначенный день я направилась в Кремль, где на этот раз просмотр моих документов был поверхностным, но от секретаря я вновь услышала:

— Ильичу сегодня нездоровится, опять начала беспокоить рана, полученная им во время покушения на его жизнь. Зайдите завтра.

В течение целой недели я бывала в Кремле ежедневно, но свидание все откладывалось.

В одно из таких посещений я явилась невольной причиной ареста стоявшего на посту красноармейца. Зазевавшись, он забыл взять у меня пропуск, я прошла мимо, не обратив на это внимания, и очутилась у дверей приемной не с одним, последним, а с двумя.

Увидав это, часовой доложил начальнику, и тот, допросив меня, тут же телефонировал, чтобы оплошавшего караульного арестовали.

Памятуя, что от секретарей при всех режимах зависит многое, и узнав, что этот интересуется литературой, я подарила ему сборники своих стихов и рассказов.

Он был очень доволен этим, стал расспрашивать меня о моей прежней деятельности и просил высылать ему «для родных и знакомых по десяти экземпляров каждого номера «Новых искр».

В разговоре я откровенно созналась, что свидание с Лениным интересует меня не столько из-за получения статьи для журнала, как по личным причинам.

— Вы, конечно, видели в «Новых искрах» анонс о том, что со второго номера там начнет печататься мой роман «Коммуна — Земной мир»? Так вот для дальнейшего развития его мне необходимо получить точные сведения о том, как рисует будущее коммунизма его творец.

Услыхав, что начало рукописи я привезла с собой, секретарь посоветовал захватить ее на другой день в Кремль.

— Вечером я пробегу сам, а при случае, может быть, мне удастся показать ее Ильичу. Он иногда, чтобы отвлечься от дел, читает беллетристику.

В следующий после передачи романа приезд секретарь заявил:

— Послезавтра Ильич вас примет: он чувствует себя значительно лучше, вчера брал в Горки ваш роман и нашел его очень занимательным. Я говорил ему, что вы хотели бы получить от него указания относительно будущего коммуны.

Через день, принятая секретарем, как обычно, в приемной, я была направлена им обратно в канцелярию, где чекисты просматривали документы.

Там меня попросили подождать в смежной комнате.

На этот раз ожидание показалось мне еще томительнее, чем в первый приезд. Часы я забыла дома, а справляться о времени у чекистов мне не хотелось.

Наконец, потеряв терпение, я решила напомнить о себе и вышла в канцелярию. Она была пуста, а наружная дверь оказалась запертой на ключ.