Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Держи прямо, – плавно направляет руль.
Наши пальцы на долю секунды переплетаются, и мне кажется, что я сойду с ума. Настолько горячим и опасным выглядит для меня то, что для брата лишь часть обучения. Я еще крепче сжимаю руль и выполняю его наставления, и тогда его рука оставляет в покое мою ладонь.
Ярослав
Я не узнаю Арину.
Смотрю на девушку, сидящую рядом и крепко цепляющуюся за руль, и будто вижу ее впервые. Даже приходится зажмуриться на миг, чтобы развеять иллюзию, но когда я открываю глаза и продолжаю искоса подглядывать за ней, вижу ту же чужую и неизвестную для меня девушку.
Внешность пусть и изменилась за год, который мы не виделись, но не так же кардинально, как ее характер! Где та мелкая сучка, которая предпочитала изводить меня круглыми сутками? Почему ее поганый ротик сейчас закрыт и пухлые розовые губы плотно сжаты? Почему она, черт подери, молчит так, словно набрала воды в рот?! Я готов зарычать и выругаться вслух, пытаясь задеть ее… Пытаясь вернуть прежнюю Арину, которую знал многие годы. С тех самых пор, как впервые встретил.
Маленькая избалованная девочка шести лет, смотрящая на меня огромными серыми глазами. Тогда мне показалось, что она уже считала себя выше и лучше чем я – обычный парнишка и сын школьной учительницы, которой приходилось тянуть себя, меня и больную мать-инвалида. То, что мама встретила Николая спустя многие годы после их школьной дружбы, поражает. Но тогда за гранью казалось иное – Николай не просто поддержал прошлое знакомство, он забрал нас из коммуналки, помог устроить бабушку в больницу, где она вскоре скончалась от серьезных осложнений на сердце, и в итоге женился на матери, дав нам безбедную и беззаботную жизнь. В их чувства я верил с трудом, пока не присмотрелся, отметая любые сомнения прочь. Они любили друг друга и желали нам счастья.
Вот только наличие маленькой дочери у Николая меня несколько выбило из колеи. Был бы лучше пацан.
Я не знал как вести себя с надоедливой девчонкой. Не знал, что нужно говорить, чтобы она через пять минут не закатывала истерики и не дула пухлые губы, убегая жаловаться отцу или домработнице. Я пытался оградить себя от бесконечного шума, который всегда сопровождал Арину. Где она – там и крики, гам, танцы, неразбериха. Она как маленький хаос ворвалась в мой кокон и попыталась уничтожить свирепым торнадо спокойный распланированный до деталей мир.
Арина была такой всегда. Не только в шесть. Но в семь, и в восемь. Она не могла прижать свою тощую задницу и посидеть хотя бы полчаса, не издавая звуков, не требуя чего-либо и не пытаясь вывести меня из состояния равновесия. Я же отличался от нее от слова совсем. Мама считала это особенностью характера, бабушка говорила про воспитание, а школьный психолог списывала на то, что я был единственным сыном, который принял на себя часть забот, которые обычно накладываются на старшего члена семьи мужского пола. Иными слова я пытался быть взрослым в свои двенадцать лет. Тогда-то, еще до встречи с Николаем и его маленькой бестией, я планировал окончить школу после девятого класса. Пойти на вечерку в колледж и работать. Я собирался взять семью под свое крыло и уж точно не был готов оказаться в доме, где уже был тот, кто мог позаботиться и обеспечить семью. Наличие мужчины, который не стал для меня отцом, хотя и пытался, стало неким ударом по детской психике. С трудом, но я смирился с выбором матери, поддержал ее в особо сложные моменты и распланировал свою будущую жизнь по иному, с учетом новых данных. Так моей новой целью стало посвятить себя полностью учебе, благо давалась она мне легко, и покинуть дом Николая после одиннадцатого класса, поступив в отличный вуз. Тогда бы для меня открылись иные пути, благодаря которым я сейчас имел то, о чем не мог мечтать в двенадцать. Образование, удачный стартап, который принес мне солидную сумму на банковский счет, четкие цели, которые я планировал достигнуть уже в Китае.
Но опять Арина, с которой я не хотел бы видеться по многим причинам, ворвалась в мою жизнь. И пугала тем, что я ее не узнавал.
Кто эта девушка, сидящая рядом? Я попытался припомнить все детали, присущие исключительно ее раздражающей натуре. Ее противный высокий голос, когда она ругалась и кричала на меня. Ее шалости, обернувшиеся в итоге тем, отчего мне еще долго отмываться. Ее пустую голову, в которые с трудом удавалось впихнуть новые знания. Матери пришлось повозиться, чтобы Арина получила свой аттестат «без троек».
Ох, когда мама сказала об этом, я еле сдержался, чтобы не заржать в голос!
Бедная Арина! Если бы она знала, как мне смешно до сих пор вспоминать. Но ради мамы и ее святой веры в девчонку я сдерживаюсь и помалкиваю, но колкости, которые она обычно бросала в мой адрес, теперь ответным порывом рвутся из меня. Но я теряюсь, рассматривая девушку, и давлю эмоции, потому что не хочу разрушить то, что вижу впервые.
Арина для меня совершенно непонятный человек. Куда делась прежняя? Так и хочется остановить машину, вытащить ее из салона и встряхнуть. Крепко-крепко схватить за плечи. Держать и трясти, держать и требовать, чтобы маленькая сучка показала свои зубки.
Но я не могу позволить себе эмоции. Только не с ней… Иначе она поймет, как глубоко сидит под кожей. Как тяжело не думать о ней. И все мое ледяное спокойствие, о котором она всегда отзывалась с пренебрежением, разобьется как корабль о скалы. Я лгу ей не меньше, чем она мне. Я лгу сам себе.
Прежде чем вернуться домой спустя год после отсутствия я несколько дней занимался самовнушением: не смотри на нее, не думай о ней. Не слушай ее звонкий голосок и не позволяй зацепить словами, которые с чудовищной скоростью вылетают из милого ротика. Нет, ее ротик не милый! Так и хочется заткнуть его. Заставить молчать. И, кажется, моя мечта сбылась. Арина почти не говорит со мной, а если и вырываются хоть какие-то звуки, то это короткие фразы. Недостаточно для того чтобы задеть меня. Слишком мало…
Да, она пыталась. Я видел, как она хотела возмущаться за столом или когда приезжала ее не менее шумная подружка. Когда я понял, что Арина изменилась, то списал это на некий уговор между ней и родителями. Вскоре убедился – я ошибся. Договоренностей засунуть тиранию Арины в темный закуток не было. Она просто сама изменилась. И за внутренними изменениями, которые оказались для меня сенсацией и поводом задуматься, я заметил, как Арина изменилась и внешне. На первый взгляд все та же – серые глаза, которые теперь она чаще щурила или вовсе прятала, отворачиваясь; поджатые губы, словно давила желание сморозить глупость или выплюнуть яд. То, как отводила руки за спину или наклон головы в сторону, отчего ее длинные волосы рассыпались по плечам.
Я долго не мог уснуть. Прокручивал в голове все, что произошло за пару дней после моего приезда. Больше всего я был поражен, когда впервые ее увидел. Влетела в холл, уставилась на меня, нервно поправляя коротенький сарафан. Кто вообще выпустил ее из дома в этой тряпке?! Будь Арина моей дочерью, я бы не позволил ей расхаживать по городу в том, что не скрывает тела. Черт! Я смотрел на нее так, будто впервые понял, что у малявки Ариши появилась грудь и выросли длинные ноги. С трудом заставил себя не смотреть на тело той, кого должен называть сестрой, но не называю. Она никогда не была для меня близким человек и никогда не будет.