— Доброе утро, Дженни, — приветствовал ее Бэнкс. — Стефан ждет в доме. Ты готова?

— Готова к чему? К «Йоркширской прелюдии»?

— Нет. Это будет «Вы уже проснулись?»[6]

Дженни через силу улыбнулась:

— Рада видеть тебя в форме, даже в такую несусветную рань.

Бэнкс посмотрел на часы:

— Дженни, я здесь с половины пятого. А сейчас почти восемь.

— Об этом я и говорю, — сказала она. — Несусветная рань. — Она посмотрела на дом. На лицо ее легла тень мрачного предчувствия. — Все так плохо, да?

— Ужасно.

— Пойдем вместе?

— Нет. Я все уже видел. Поеду доложусь Хартнеллу, иначе мне не поздоровится.

Дженни сделала глубокий вдох, стараясь подготовиться к тому, что ей предстояло увидеть.

— Ладно, — сказала она. — «Смелей, Макдуф».[7]Я готова. — И направилась к дому.

У начальника окружной полиции Филипа Хартнелла был, как и положено руководителю его ранга, громадный кабинет, казавшийся еще больше, поскольку был почти пуст. Хартнелл совершенно не заботился о том, чтобы чувствовать себя здесь как дома. Помещение, в котором он сидел, казалось, кричало во весь голос: «Это служебный кабинет и ничего больше!» На полу конечно же раскинулся ковер — начальник окружной полиции, несомненно, достоин ковра в кабинете, — у стены стоял шкаф для хранения документов, впритык к нему — книжный шкаф, заполненный юридическими справочниками, а на письменном столе Хартнелла, рядом с нетронутой книгой для записей, лежал гладкий лоснящийся ноутбук и единственная папка для бумаг цвета буйволовой кожи.

И больше ничего. Никаких семейных фотографий. Украшали кабинет — если это можно считать украшением — карта города на стене да вид из окна, выходящего на рыночную площадь и автобусный вокзал, где-то позади которого из-за железнодорожной насыпи выглядывала башня лидской приходской церкви.

— Садитесь, Алан, — приветствовал Бэнкса шеф. — Чай? Кофе?

Бэнкс провел ладонью по макушке:

— Предпочел бы черный кофе, если это не очень хлопотно.

— Вовсе нет.

Заказав по телефону кофе, Хартнелл откинулся на стуле. Стул угрожающе заскрипел.

— Необходимо смазать это дурацкое сооружение, — поморщился он.

Хартнелл, которому было под сорок, был примерно на десять лет моложе Бэнкса. Ему повезло: его продвижение по службе проходило в соответствии с ускоренной схемой кадрового роста, основанной на том, чтобы предоставить способным молодым парням шанс занять командные должности до того, как они превратятся в нетвердо стоящих на ногах старых пердунов. Бэнкс не попал в число избранных, он заработал свое повышение по службе старым традиционным способом, пройдя трудный путь, и, подобно многим другим, кому выпала та же участь, с некоторой подозрительностью относился к таким скороспелкам, которые изучили все, кроме самой полицейской работы, зато хорошо разбирались в стоящей за ней политической кухне.

Как ни странно, но Бэнксу Филип Хартнелл нравился. Он был нечванливым, интеллигентным и внимательным полицейским и позволял людям, работающим под его началом, проявлять самостоятельность. В процессе расследования в рамках операции «Хамелеон» Бэнкс регулярно встречался с ним и Хартнелл высказал несколько полезных предположений. Он никогда не пытался вмешиваться и обсуждать версии, предложенные Бэнксом. К тому же обладал приятной внешностью: высокий, атлетически сложенный, Хартнелл слыл дамским угодником; он все еще ходил в холостяках и пока не собирался менять своего семейного статуса.

— Как наши дела? — осведомился он.

— Буря в выгребной яме, если вы хотите знать мое мнение.

Бэнкс рассказал шефу обо всем, что им удалось обнаружить к данному моменту в подвале дома Пэйнов и о физическом состоянии трех выживших. Хартнелл слушал его, постукивая кончиком пальца по губам.

— Похоже, это именно тот, за кем мы охотились, верно? Тот самый Хамелеон?

— Похоже.

— Отлично. Можем себя поздравить: мы убрали серийного убийцу с улиц.

— Ну, это не вполне наша заслуга. Нам просто повезло, что у Пэйнов начался семейный скандал, крики услышала соседка и позвонила в полицию.

Хартнелл вскинул руки над головой в жесте победителя. Его серо-голубые глаза заблестели.

— А вы представляете, Алан, какое количество дерьма вылили бы на нас, если б нам не повезло? Нам бы припомнили огромное количество человеко-часов, затраченных на это дело. Думаю, сейчас мы вправе объявить о своей победе и даже возликовать по этому случаю.

— Если вы так считаете…

— Считаю, Алан, именно так я считаю.

Принесли кофе, и они оба сразу же поднесли чашки к губам. Кофе показался Бэнксу великолепным, тем более что сегодня он не успел выпить свою ежедневную утреннюю порцию — три или четыре чашки.

— Но у нас возникла и весьма серьезная проблема, не так ли? — продолжал Хартнелл.

Бэнкс утвердительно кивнул:

— Констебль Тейлор.

— Именно. — Шеф постучал кончиками пальцев по папке. — Джанет Тейлор, констебль-стажер. — Он бросил рассеянный взгляд в окно. — А кстати, я знал Денниса Морриси. Не очень хорошо, но знал. Он был крепким парнем. Нам будет его не хватать.

— Да, но констебль Тейлор…

— С ней я незнаком. Необходимая процедура уже началась?

— Да.

— Журналистам пока ничего не сообщали?

— Нет.

— О’кей. — Хартнелл встал из-за стола, отошел к окну и, повернувшись к Бэнксу спиной, принялся изучать привычный пейзаж. Словно обращаясь к нему, он продолжил: — Алан, вам, так же как и мне, известно, что по уставу для проведения расследования, подобного этому, должен быть приглашен следователь из другого подразделения полиции. Не может быть и речи о сокрытии даже самых незначительных деталей или об особом отношении к Джанет Тейлор. Как бы я хотел провести данное расследование сам! Ведь Деннис, в конце концов, был одним из наших сотрудников. Как, впрочем, и констебль Тейлор. Но это совершенно невозможно. — Он отвернулся от окна и прошел на свое место. — Вы только вообразите, какой подарок получит пресса, в особенности если Пэйн еще и помрет! «Констебль-стажер героически одолела серийного убийцу и в благодарность за это получила обвинение в превышении мер необходимой обороны! Внутреннее расследование ведется силами полицейского подразделения, в котором она служит…» Даже если мы докажем, что убийство вполне оправдано, наше положение окажется чрезвычайно щекотливым: мы же лица заинтересованные. Тем более что все это произошло накануне судебных слушаний по делу Хэдли…