Две бессонные ночи пролетели. Четырехчасовой отдых, и снова работа. Третья ночь, наступление которой сыщики ожидали в машине, обещала быть тяжелой. Гуров остро чувствовал, что ему не хватает душа и свежего белья. Немного облегчала жизнь аккумуляторная электробритва, ее можно было зарядить через адаптер от прикуривателя машины. Коллеги тоже выглядели унылыми и подавленными. Третий вечер был самым молчаливым. Даже Кикин мялся, тужась что-то сказать, но не говорил.

— Ты чего ерзаешь? — не выдержал Гуров. — Геморрой замучил?

— Геморрой? — улыбнулся сержант. Потом, видимо, решился и, почесав в затылке, сказал: — Я, Лев Иванович, сегодня бензин заливал на свои деньги. С вечера еще звонил секретарше, чтобы предупредила шефа про деньги на бензин. А утром его не было, и он никому ничего не передавал.

— Та-ак. — Гуров посмотрел на водителя и решил, что парень не зря начал этот разговор, наверное, у него с деньгами в самом деле туго. Он полез в карман за бумажником, но тут его огорошил Матурин.

— Я думаю, что это не случайность, — сказал он в пространство.

— В каком это смысле? — не понял Гуров.

— Коля, — спросил Матурин Кикина, — а Гончаренко когда-нибудь забывал про деньги на бензин, когда ты его возил, когда встречал проверяющих, гостей из других областей?

— Если честно, то никогда, — подтвердил сержант.

— Во-от, — многозначительно протянул капитан, — как говорил один герой в одном веселом фильме: «А ты говоришь, зачем багор?»

— Ну-ка, ребята, поясните!

— А что тут пояснять, когда все яснее ясного? Вам, то есть нам, планомерно вставляют палки в колеса. И не по причине сокрытия преступной деятельности неких неизвестных лиц, а по причине собственной злобливости и гнусности. Чтобы вы, значит, попросили, поклонились, так сказать, а они вам помощь оказали, снизошли бы.

— Умышленно Гончаренко про деньги «забыл», — добавил Нефедов. — А еще он со мной беседу вчера провел. Мол, я не докладываю непосредственному начальству о том, чем занимается москвич в Рязани. Москвич уедет, а ты останешься. И как мы на тебя посмотрим после этого, зависит от тебя, милок. Карьера твоя в наших руках. Тебе и старшего лейтенанта получать надо бы уже, а хрен ты его получишь.

— А мне советовал не прогибаться, — обиженно добавил Кикин. — Как будто я для себя что-то делаю!

— Так, а ты, Игорь, чего молчишь? — поинтересовался Гуров. — А тебя о чем предупреждали или на что склоняли?

— Меня пока не трогали, — проворчал капитан. — Со мной и так ясно. Я уже два года должен в майорах ходить, а мне зубы в «кадрах» скалят и через плечо кивают. Догадайся, мол, сам!

Гуров некоторое время молчал, потом сухим тоном приказал всем выйти из машины и погулять в лесочке, не привлекая к себе внимания, поднял все стекла и достал мобильный телефон.

— Стас, здравствуй! Не спишь еще?

— О-о! Приветствую, Лев Иванович! — раздался в трубке бодрый голос Крячко. — Соскучился или по делу звонишь? Как дела?

— Работаем, — скупо отозвался Гуров. — Мне твоя помощь нужна, Стас. Ты там с Петром на досуге посоветуйся, как лучше обставить. Мне надо, чтобы из нашего министерства на имя начальника областного ГУВД Рязани пришло грозное письмо. Суть: разобраться с заместителем начальника по оперативной работе городского УВД подполковником Гончаренко, который не оказывает практической помощи, занимается саботажем и фактически срывает оперативную разработку, проводимую в Рязани Главком. В моем лице, естественно.

— Понял, — усмехнулся Крячко. — Тебе какой результат нужен? Чтобы его сняли или чтобы ему стыдно сделалось?

— Что-нибудь посередине. Чтобы от областного начальства по ушам получил и на полусогнутых бегать начал, в глаза заглядывая. Это все не потому, что я его сам приструнить не могу, а потому, что страдают хорошие ребята, на которых я тут опираюсь. Я почти в городе не бываю, мне просто некогда по кабинетам бегать и за грудки кого-то таскать. Вымотались, две ночи без сна, и еще сколько их предстоит…

— Нашел что-то? — осторожно спросил Крячко. — Петр спрашивать будет.

— Думаю, что нашел. Просто дело времени. И еще, Стас, ты помнишь Лозовского?

— Бориса Моисеевича? Помню, а что?

— Мне его телефон срочно нужен. Визитки у меня в столе в кабинете остались. Поройся завтра, хорошо?

Гуров бросил телефон рядом с собой на сиденье и посмотрел на вечернее небо. В воздухе стояла гулкая летняя тишина. В такие вечера в деревнях с другого конца слышно, как возвращается стадо коров, и запах навоза разносится по всей округе. Даже тихий звук гармони у чьего-то двора слышится так, будто играют возле соседнего дома.

Здесь не деревня, здесь горожане устроили себе отдушину, здесь пародия на деревню, поэтому все гипертрофировано. И дворы, наполовину деревенские, наполовину городские, и вечера, в которые молодежь не выходит на улицы, поэтому и музыки не слышно. Хотя нет, на одной из дач слышно так же громко, как и пьяные вопли. Видимо, там отрываются с шашлыками и пивом. Хотя, судя по воплям, скорее с водкой.

Телефон завибрировал, и на экране высветилась самая милая улыбка на свете — Маша. Гуров давно ввел ее фотографию, самую любимую, чтобы она открывалась, когда звонила жена. Маше эта фотография не нравилась, и Гуров сотни раз уже обещал ее сменить, но так и не сменил.

— Привет, — раздался в трубке ее веселый голос. — Я тебя от службы не отвлекаю или ты уже дурака валяешь?

— Не то чтобы, но где-то близко, — с улыбкой ответил Лев.

— А мы сидим на набережной, — с восторгом поделилась Маша, — на нас дует прохладный ветерок. Мы пьем мартини и болтаем с Иркой Юдиной. Ирку помнишь? Мою одноклассницу?

— Помню, передавай привет.

Звонок из далекого волжского городка, куда уехал на гастроли театр, где под тентом открытого кафе на набережной Ирка предается простым незамысловатым развлечениям, отозвался мягкой грустью внутри. Оттуда повеяло спокойствием, беззаботностью, розовым закатом и мерцанием вина в хрустале бокала.

Почему-то сразу вспомнились страшненькие стихи из Интернета.

— Лева, у тебя все хорошо? — насторожилась Маша. — Мне что-то не нравится твой голос. Устал, наверное?

— Устал, — признался Гуров. — А если честно, то обстановка какая-то тягостная у Юрки Калинина дома. С одной стороны, я жалею, что у него остановился, а с другой — понимаю, что я ему сейчас как отдушина, как свежая струя воздуха.

— А работа твоя как? Сложное задание?

— А когда у меня были простые задания? — невольно улыбнулся Лев.

Маша так и не научилась профессиональной терминологии. Чуждо ей было это все: оперативная работа, преступники. Она до сих пор судила о работе мужа по дешевым детективам и фильмам советских времен. Честно говоря, и сам он не особенно вводил жену в курс своих дел. Язык не поворачивался обсуждать с ведущей актрисой столичного театра, красавицей, высоко духовной особой с изысканными манерами проблемы розыска преступников и конкретные уголовные дела.