«А что, если он все-таки войдет, пока я моюсь? – подумала Флора. – Посмотрит ли он на меня снова так же, как на катке? Или опять в ужасе отшатнется? Что-то с ним не то. Мне нужны ответы. Так больше продолжаться не может. – Она погрузилась в почти горячую воду, продолжая размышлять. – Одно дело – считать, что Алекс ко мне безразличен, но очень неприятно считать, что я ему противна. Интересно, что он думает обо мне сейчас? Кто его знает. Такое ощущение, что нам снова по шестнадцать лет, потому что у него на лице то же отсутствующее, замкнутое выражение, которое вечно было у Алекса тем далеким летом».

Нельзя позволять ему снова отгораживаться от нее. В те дни Флора была слишком застенчивой и неуверенной в себе, чтобы задать Алексу вопросы и добиться ответов.

А вдруг ему необходимо, чтобы его расспросили? Что, если Флора оказала ему плохую услугу, позволив Алексу все эти годы скрывать в душе то, что его терзало? Вряд ли он скажет, что мучился от неразделенной любви к ней – это ясно. И его признание может навсегда изменить их отношения.

«Но если я люблю его, – решила Флора, – то должна хотя бы раз в жизни найти в себе силы и поговорить с Алексом по душам – чего бы мне это ни стоило. И я в этом не преуспею, нежась в ванне, как бы мне ни хотелось пролежать тут всю ночь».

Вымывшись, Флора, вспомнив о предстоящем катании на санях, надела свои лучшие черные джинсы в обтяжку и длинный серый свитер с рисунком из снежинок. Она машинально начала собирать волосы в привычный хвост, но затем передумала и распустила их по плечам, радуясь, что завивка не слишком примялась под шапкой.

Стоя перед зеркалом, Флора бросила взгляд на купленное сегодня темно-красное платье. Продавцы в магазине сказали, что к нему будет нужен более яркий цвет помады, чем тот, что был в тот момент на ее губах. Но такой оттенок привлечет внимание к ее рту. А Флору в школе за большой рот дразнили «лягушкой», а то и более обидными прозвищами.

Она вздохнула и подумала: «Ведь это всего лишь помада. К тому же здесь сплошь незнакомые люди – им и дела нет до того, какой у меня макияж. Прочь сомнения! Хватит быть незаметной!» Флора выбрала насыщенный темно-красный оттенок, провела помадой по губам, повернулась на каблуках и отошла от зеркала.

– Кажется, это наши. – Алекс протянул руку, помогая Флоре сесть в деревянные сани.

Она осторожно вскарабкалась в них, опустилась на сиденье и завернулась в шерстяные одеяла, а он пошутил:

– Нас повезут аж четыре лошади? Должно быть, все уже наслышаны о том, что ты только что съела целых шесть пирожных.

– В отличие от тебя, который уничтожил их больше десятка, – парировала Флора.

Алекс сел рядом с ней. Совсем близко.

Она сощурилась, пытаясь разглядеть впереди другие сани, уже мчащиеся в темноту под топот лошадиных копыт и звон колокольчиков. Неужели все сани тут такие тесные?

Возница тронул поводья, отчего сразу весело зазвенели колокольчики на упряжи, и сани пришли в движение. Флора остро ощущала, что Алекс прижат к ней: она чувствовала его колено, плечо, руку. Исходивший от него аромат волновал: в нем смешались нотки цветущих весной деревьев и свежескошенной травы.

– Ты хорошо провела время на приеме? – спросил Алекс, обратившись к Флоре впервые за этот вечер.

– Ты же знаешь, что это так, – улыбнулась она, повернувшись к нему. К ее огромному облегчению, присутствовать на приеме оказалось вовсе не страшно. Там царила непринужденная атмосфера, сновали официантки, разнося глинтвейн, ром со специями и различные канапе. Многие гости с удовольствием друг с другом знакомились. – Я отлично поболтала с Холли. Она ведет свой блог о путешествиях и пишет статьи в журналы. Кстати, ее родители тоже журналисты: мать ведет колонку в воскресной газете о воспитании детей, и Холли, когда была маленькой, постоянно упоминалась в этих статьях.

– Отлично. Теперь я понимаю, почему она тебе так понравилась.

– Да уж. Я рада, что встретила кого-то, кто понимает, как унизительно для ребенка, когда собственные родители выставляют его напоказ ради своих амбиций. Ее мать до сих пор пишет о ней в своей колонке – правда, теперь она жалуется, что дочь все время путешествует, а так хочется, чтобы она обзавелась семьей и детьми. Мои родители хотя бы до такого не дошли – пока что.

– Погоди, – ухмыльнулся Алекс. – Лет через пять твоя мать снимет передачу о женщине, которая долго не хотела заводить детей, пока не стало слишком поздно.

– Если она так поступит, то я уговорю ее снять следующую передачу о том, как с возрастом ухудшается качество спермы, и заставлю пригласить в качестве пациента тебя, – с очаровательной улыбкой ответила Флора.

Алекс, смутившись, закашлялся.

Воцарилась тишина – такая же непроницаемая, как ночное небо. Алекс и Флора отодвинулись друг от друга как можно дальше, но это было бесполезно: с каждым покачиванием саней, они съезжали по скамье обратно, и вскоре их тела снова соприкоснулись.

Эта ситуация была очень романтичной: начиная с позвякивания колокольчиков на шее белых лошадей, везущих сани по заснеженной дороге, и заканчивая расставленными вдоль пути фонарями. Вся обстановка располагала к тому, чтобы Алекс и Флора, прижавшись друг к другу под теплыми одеялами, целовались под захватывающим дух звездным небом.

А они, наоборот, отодвинулись друг от друга и вели разговор ни о чем, обмениваясь репликами типа «Смотри, какие яркие звезды!» и «Горы очень красивые». Произнеся фразу: «Какие высокие ели!» – Флора подумала, что беседа становится все более бессодержательной.

Если бы их с Алексом отношения были прежними, она бы, прижавшись к нему и завернувшись в одеяла, сейчас поддразнивала старого друга, шутила насчет тех женщин, что толпились вокруг него на приеме. А он бы уговаривал ее попробовать взять первый урок катания на лыжах. Может быть, они даже прихлебывали бы при этом спиртное из плоской фляжки, не ощущая никакой неловкости. Но сейчас между ними словно повис недавний поцелуй.

– Думаю, я должна перед тобой извиниться, – помявшись, произнесла Флора. – Я прошу прощения за то, что напилась и вела себя глупо. Я поставила тебя в неудобное положение перед Камиллой. И мне жаль, что теперь ты вынужден спать на узком и самом неудобном на свете диване. А еще извини меня за то, что я поцеловала тебя. – Она сглотнула. – Мне следовало понять намек еще тогда, много лет назад, когда ты меня остановил. Но всю жизнь я хотела узнать, каково это было бы: если бы мы были вместе. И когда ты сказал, что я не должна жить в страхе быть отвергнутой, я решила еще раз попытать счастья…

– И?.. – хрипло спросил Алекс. – Это того стоило?

– А ты как считаешь? – Флора поменяла позу, и теперь ей на фоне разгоняющих тьму фонарей был виден профиль Алекса. Лицо его хранило непроницаемое выражение. – Мне кажется, ты и сам хотел этого поцелуя. Может быть, даже мечтал о нем все эти годы.

Он не спешил с ответом. С каждой секундой его молчания сердце Флоры билось все быстрее. Еще чуть-чуть – и оно, кажется, взорвется.