А другое — «бездарный», «лишенный таланта» — стало разговорным, то есть общеупотребительным.

* * *

А вот еще пример: в XIX веке в русском языке было два слова, называющие очень близкие понятия: «сласти» и «сладости». Кажется, они значат одно и то же: сладкую еду, лакомства.

Но вот поэт Николай Михайлович Языков пишет домой из деревни и упоминает о том, что любезная хозяйка дома, где он гостит, потчует его «сладостями и сластями искусственными, как-то варенье и проч.». То есть он различает сласти, которые нужно готовить, и сладости, то есть сладкие фрукты и ягоды.

Владимир Даль приводит в своем словаре примеры употребления обоих слов.

1) Сласть ж. сладость, сладкая пища, лакомство;

Не припася снасти, не жди сласти.

Эка сласть какая! (весьма вкусно)

Поесть всласть, брюху страсть.

Зажили было всласть, да пришла напасть!

Не в сласть, да в смак.

Одни сласти есть, горечи как узнаешь?

2) Сладость, то же; но более в значении услада, наслаждение, нега.

Сладость итальянских ночей воспета поэтами.

Сладость чистой совести.

Сладостное сознание исполненного долга.

То есть Языков, возможно, имел в виду, когда писал о «сладостях» наряду со сластями, именно радости, услады деревенской жизни: купание, катание верхом, прогулки.

Сласти любили сластены, а сладости — сладкоежки. Впрочем, Даль приводит в своем словаре такие народные слова из разных русских губерний: сластоежка (с пометкой: ярославское), сластеник (курское), сластёха (псковское). В Саратовской губернии сладкие лакомства назвали сластухами. А в Москве XIX века льстивых лицемерных людей звали сластец или сластиха.

Слово «сласти» было широко распространено в XIX веке. Вспомним снова «Конька-горбунка». Когда Иван перечисляет царю все, что ему нужно для поимки Царь-девицы, он не забывает попросить и:

Михаил Юрьевич Лермонтов пишет в предисловии к роману «Герой нашего времени»: «Довольно людей кормили сластями, пора дать им горькое лекарство».

А у Ивана Алексеевича Бунина в рассказе «Господин из Сан-Франциско» мы читаем: «Обеды опять были так обильны и кушаньями, и винами, и минеральными водами, и сластями, и фруктами, что к одиннадцати часам вечера по всем номерам разносили горничные каучуковые пузыри с горячей водой для согревания желудков».

Бунин написал свой рассказ в октябре 1915 года. А пятьдесят лет спустя, в 1963 году советский писатель Борис Тимофеев в книге «Правильно ли мы говорим» сетовал на то, что современные ему люди часто путают слова «сласти» и «сладости». Он объяснял: «Говорить надо “восточная сласть” (имея, конечно, в виду лакомство), а не “восточная сладость”, хотя последнее неправильное словосочетание широко вошло в нашу разговорную речь».

Понятно, желание писателя сохранить в памяти людей такое милое слово. Но язык живет по своим законам. И вот уже в словаре Ожегова встречается слово «восточные сладости» в значении «кондитерские изделия». А слова «сласти» там и вовсе нет, есть только глаголы «сластить» и «посластить» с пометкой «совр.».

А может, все же стоит не забывать насовсем сласти? Ведь тогда наша жизнь станет слаще, хотя бы на одно слово.

«Поэзия — вся! — езда в незнаемое», — писал Владимир Владимирович Маяковский. Но ведь не только поэзия? Любое исследование, даже сделанное «дома на коленке», расширяет «границы нашего невежества»: мы движемся по новой территории, встречаемся с новыми фактами и закономерностями, и наш кругозор волей-неволей расширяется. Но если отправляться в путешествие, прежде всего нужно выбрать средство передвижения. Что может предложить нам русский язык?

В книге «Дневник путешествия в Лиссабон» Генри Филдинг замечает, что, возможно, первым путешественником был Адам, который «не успев обосноваться в Эдеме, разочаровался в своем жилище и отправился на поиски нового пристанища». Филдинг, скорее всего, шутит, мы помним, что Адам отправился в путешествие не по своей воле. Но ясно одно: средства передвижения были «в тренде» с тех пор, как человек изобрел колесо. И поэтому по названиям этих средств можно изучать историю. Как историю нашей и других стран, так и историю языков: и русского и иностранных. Историю влияний и заимствований, борьбы и примирений, а главное — историю строительства огромных Вавилонских башен — нашей речи, которые каким-то чудом умудряются стоять веками и тысячелетиями.

Вы хорошо разбираетесь в марках машин и с первого взгляда отличите «Мерседес» от «Фольксвагена», а «Пежо» от «Хонды»? Может быть, даже способны назвать год выпуска и модель. А наши предки так же легко разбирались в названиях конных повозок, и для них не составляло труда отличить линейку от кабриолета, а колымагу от брички. Мы же можем в шутку назвать старую, потрепанную машину «колымагой», но вряд ли догадаемся, в чем соль этой шутки. Давайте же посмотрим, как менялся с ходом лет словарный состав русского языка, описывающий средства передвижения.

* * *

А начнем мы… с середины. То есть с 1820-х годов, когда была написана «Энциклопедия русской жизни» — роман «Евгений Онегин».

В V главе «Евгения Онегина» мы читаем, что на именины Татьяны

Что такое «сани» мы все хорошо знаем. Что такое «кибитка» узнаем чуть позже. Для начала разберемся, что такое «возок». Просто синоним слова «повозка»? Нет! Заглянем в «Словарь забытых и трудных слов из произведений русской литературы ХVIII — ХIX веков», составленный Л. А. Глинкиной[20]. Там читаем:

Возок — старинная крытая зимняя повозка на полозьях, с дверцами и окнами.

Ведут на двор осьмнадцать кляч, В возок боярский их впрягают. // Пушкин. Евгений Онегин //; [Петр Петрович: ] Глядь, ползет по дороге старый зеленый возок и лакей на запятках торчит. // Тургенев. Записки охотника.

Возок — очень старое средство передвижения, и не случайно Пушкин называет его «боярским», хотя Ларины, конечно же, не бояре, а провинциальные дворяне. Именно на таких возках разъезжали зимой бояре, боярыни и боярышни в допетровской Руси. Разъезжали степенно и неспешно, а порой «лихачили», проносясь по улицам Москвы с большой скоростью и грозя зазевавшимся прохожим. Надо думать, возок Лариных доверху был наполнен сундуками с одеждой и припасами, раз в него было запряжено целых «осьмнадцать кляч». И ехали они неспешно, так что «наша дева насладилась, дорожной скукою вполне».