Как видно из этого отрывка, Достоевский вовсе не приписывает авторство именно себе, это коллективное творчество всех учеников. Они взяли глагол «оттушевывать» (кстати, надежно забытый с тех пор, как чертежники перестали пользоваться тушью), поменяли у него приставку и суффикс и получили новое слово, на радость себе и нам[18].

Но Достоевский и его однокашники, разумеется, были не единственными «авторами русского языка». Еще в XVIII веке Михаил Васильевич Ломоносов, организуя изучение химии в России, счел необходимым обогатить наш язык такими словами, как «кислород», «кислота», «вещество», «преломление», «равновесие», предпочтя их латинским аналогам. А вот корни слов «градусник», «диаметр», «квадрат», «минус» он напрямую заимствовал из латинского языка, прибавив к ним славянские суффиксы.

Современник Ломоносова поэт Василий Тредиаковский ввел в наш обиход такие слова, как «искусство», «гласность», «общество», «достоверный», «вероятный», «беспристрастность», «благодарность», «почтительность», «недальновидность». А Карамзину приписывают перевод с иностранных языков и введение в повседневную речь слов «серьезный», «моральный», «эстетический», «эпоха», «момент», «цивилизация», а также нескольких очень важных русских «калек» французских слов «потребность», «усовершенствованный», «будущность», «промышленность».

* * *

Главная мысль, которую я хотела донести в этой главе, — словообразование стихийно. Его движущая сила — потребность наиболее точно описать окружающий мир, а значит — глубже познать его, но познать не только разумом, а и эмоционально, любовно. (С той же любовью, с которой вы придумываете имя щенку или котенку, поселившемуся у вас в доме.) Какое решение бессознательно примет большинство носителей языка, зачастую предсказать очень трудно. Например, русские пользователи решили, что их вполне устраивает слово computer и просто транслитерировали его в кириллицу: «компьютер». Термин «ЭВМ» (электронно-вычислительная машина) сейчас уже очень редко можно услышать в живой, разговорной речи. А финны убеждены, что им больше подойдет слово, описывающее деятельность этого аппарата, на их родном языке и называют компьютер tietokone — буквально «думающая машина». Многие европейские языки так и не смогли «решить для себя», что им больше нравится: родное слово или иностранное. По-немецки компьютер называется и der Computer, и der Rechner (считающая машина), по по-испански: computadora и ordenador, по-французски — computer и ordinateur, и т. д. Итак, каждый язык может пойти своим путем, а может и несколькими путями одновременно. Главное — он никогда не стоит на месте, всегда находится в поиске новых способов выразить наши мысли. Точнее, это мы находимся в поиске, и используем язык как орудие труда для достижения наших целей. И именно поэтому пользоваться им может быть так интересно.

Некоторые слова уходят из нашего живого разговорного языка, и их можно найти только в словарях, с пометкой «устаревшие», напоминающей надпись на надгробном памятнике. Почему так происходит? Иногда исчезают из повседневной жизни понятия, обозначаемые этими словами. Например, в первой главе поэмы Пушкина «Евгений Онегин» мы читаем:

Почему нет? Потому что эти детали костюма тогда еще только вошли в моду, и их названия русский язык заимствовал из французского. Сейчас уже никто не носит каждый день панталоны и фраки (фрак надевают очень редко по особым случаям), и у этих слов есть все шансы получить пометку «устаревшие». А вот слово «жилет», судя по всему, может рассчитывать на более долгую жизнь.

По крайней мере, большинству людей известно, что такое фрак и панталоны. А знаете ли вы, например, что такое «ферязь»? Вряд ли. Для того чтобы понять его значение, нужно обратиться к словарю. Большой толковый словарь русского языка под редакцией С. А. Кузнецова[19] любезно сообщат нам, что ферязь — «старинная русская распашная одежда (мужская и женская) без воротника и перехвата в талии». Когда русские боярыни и боярышни носили шелковые и бархатные, расшитые золотыми узорами ферязи, это слово было повседневным и общеупотребительным. Сейчас оно нужно разве что театральным костюмерам или художникам (в ферязь одет, к примеру, Иван Царевич на картине В. М. Васнецова «Ковер-самолет»).

Бывает, что сам предмет не выходит из употребления, но его название заменяют другим словом, которое имеет более общее значение. Например, в «Словаре живого великорусского языка» Владимира Даля мы находим слово «варворка». Оно означает «кисточка, махровая подвесочка; подвеска у серьги, у паникадила». Это слово полностью исчезло из современного русского языка, потому что его с успехом заменили слова «кисточка» и «подвеска».

А бывает, что из двух значений слова остается только одно, более употребительное. Например, слово «бесталанный» в XIX веке означало «неудачник», «невезучий» и «лишенный таланта», «бездарный». В словаре Даля мы находим такую статью:

«БЕСТАЛАНТНЫЙ (франц.) — бездарный, недаровитый, с ограниченными дарованиями, способностями, или вовсе без них. Бесталанный человек, бесталанник м. бесталанница ж. кому нет талану, удачи; несчастный, неудачливый; горемыка, бедовик. Бесталанная моя головушка. Бесталанная година пала. Бесталанный да горемычный друг у друга не в зависти. Бесталанность ж. неудачливость».

Именно в этом значении слова «талан» — удача встречается в сказке Петра Павловича Ершова «Коньке-горбунке», где в финале горожане говорят Царь-девице:

В комментариях к сказке находим такое определение: «Талан — счастье, удача».

А в «Большом толковом словаре», который вышел почти веком позже, читаем:

«БЕСТАЛАННЫЙ 1. Разг. Неталантливый, бездарный. Бесталанный артист. 2. Трад. — нар. Несчастный, неудачливый, обездоленный. Бесталанная головушка (о таком человеке)».

Да и в песне, то ли записанной, то ли сочиненной Пушкиным, цитата из которой послужила названием этой главы, речь идет вовсе не о способностях героя, а о его несчастливой судьбе:

То есть слово, которое Даль отмечает как «французское» (и действительно оно пришло из французского языка, где talent означает «дар, дарование»), в XX веке уже окончательно «обрусело» и из двух его возможных значений одно — «несчастливый», «неудачливый» — стало традиционным, то есть употреблялось в основном в исторических романах при описании народной жизни.