На этот раз император решил по возможности точно придерживаться дипломатического протокола и отказаться от румян, губной помады и чернения зубов. В порядке исключения принцу Альфреду (как лицу королевской крови) дозволили сидеть в присутствии императора. Как правило, аудиенции с западными дипломатами император проводил стоя, дабы избежать возможных протестов со стороны дипломатов, отказывающихся соблюдать дворцовый протокол. Так как принц Альфред рассматривался двором как ровня Муцухито, они оба могли вести беседу сидя. Альфреда со свитой препроводили в зал приемов. Муцухито встретил высокого гостя в белом облачении синтоистского жреца, на голове красовалась черная лакированная шляпа с длинным флажком. Император выглядел иначе, чем при первой своей встрече с иностранцем Гарри Парксом. Позже он приобретет светский лоск в западном понимании этого слова. После обмена любезностями Муцухито предложил Альфреду совершить с ним прогулку по дворцовому саду. После окончания аудиенции герцог преподнес в дар императору бриллиантовую табакерку. В последующие годы Муцухито неоднократно будет встречаться с членами британского и германского королевских семейств. По словам Гарри Паркса, такие встречи способствовали «существенному улучшению» японской позиции по отношению к Западу. «Каких-то три-четыре года тому назад каждый прибывший [в Токио] чужеземец имел все основания с недоверием и опаской относиться к японским военным; но в этот раз… японцы вели себя так, будто привечали иностранных друзей, а не своих традиционных оппонентов». В семнадцать лет император Мэйдзи сохранил детскую неуклюжесть и некоторую скованность речи. Без дворцового макияжа его лицо оказалось смуглым, с правильными мужественными чертами, брови густые. Длинные черные волосы уложены в викторианском стиле и напомажены маслом из камелии. Лицо императора все же слегка припудривали тальком, желая несколько осветлить смуглую кожу. При росте 5 футов 7 дюймов[9] Мэйдзи имел плотное, коренастое телосложение (по японским меркам). Двигался император несколько неровно, иногда как бы замирая в нерешительности. Внук Мэйдзи Хирохито унаследовал эту особенность, только у него она была еще более выражена. «Божественный» император Мэйдзи, с другой стороны, благодаря именно этим своим «недостаткам» физического свойства приобретал в глазах иностранных собеседников особый шарм, «очеловечивавший его перед простыми смертными». Мэйдзи и в зрелом возрасте продолжали преследовать кошмары, он не любил море, корабли, боялся утонуть…

Несмотря на произошедший выход Мэйдзи на международную арену, сказать о нем что-либо с определенностью было весьма непросто, так как Мэйдзи вел закрытый от посторонних глаз образ жизни. Присутствие на военных смотрах, редкие аудиенции с иностранными дипломатами… Во дворце Муцухито особо не утруждал себя государственными делами: сакэ, лошади, наблюдение за соревнованиями борцов-сумоистов… Кто руководил страной реально? Кто, если не Мэйдзи?

В японской традиции — не давать прямого ответа на этот вопрос. Выставляющий себя напоказ поступает неуклюже и подвергает свою жизнь опасности, так можно испортить все дело. В рядах антисёгунской коалиции, посадившей Муцухито на трон, шла ожесточенная борьба за влияние. В подобной борьбе чрезвычайно важно, не подставляя себя под удар, маневрировать за спиной императора. Муцухито стал главой государства, но не главой правительства. И все же в историческом контексте положение Муцухито следует рассматривать как усиление влияния императорской семьи после многовекового политического забвения. Реставрацию Мэйдзи и ее итоги можно охарактеризовать как очередную метаморфозу, или назревшую трансформацию высшей власти, не изменившей, однако, своего исконного «закулисного» механизма. Императору Японии и ее народу, как обычно, отводилась лишь церемониальная роль. Для укрытия от посторонних глаз трона Мэйдзи новая правящая коалиция прибегла к стародавней завесе, сотканной из мифов традиционного японского синтоизма о Сыне Неба. Мистическая аура-завеса Сына Неба помогла коалиции создать видимость решающей роли Мэйдзи в принятии государственных решений. С течением времени аура все более сгущалась, приобретала новые свойства, и, наконец, в ее поле подпали и многие облеченные реальной властью чиновники и министры, члены Государственного совета. Сын Неба — не миф, и в начале XX века в него всерьез поверили не только министры, но и сам император.

Однако в начале Реставрации Мэйдзи верующих во всемогущество императора среди заговорщиков насчитывалось куда как меньше. Во главе коалиции стояли кланы князей Сацума, Тёсю, Хидзэн и Тоса. Наиболее известными среди них являлись так называемые «Три великих героя»: Кидо Такаёси (по прозвищу «Перо»), Сайго Такамори («Меч») и Окубо Тосимити («Деспот»). Выходцы из древних самурайских семейств, «великие герои» разительно отличались характером. Кидо — самый молодой и харизматичный, родился в 1833 г. в семье преуспевающего врача в княжестве Тёсю. Получил аристократическое образование, был направлен Тёсю в столицу сёгуна с заданием слушать и наблюдать. Прекрасный рассказчик и талантливый писатель, отсюда его прозвище — «Перо». В качестве шпиона Тёсю он не преуспел, слишком занятый собственными мыслями и не имея особого желания погрязнуть в тайных играх двора. Как-то раз ему даже пришлось уносить поскорее ноги, спасаясь от наемных убийц. Если бы не сметливая и преданная гейша по имени Икумацу, спасшая возлюбленного, кто знает, может быть, пьеса о произошедшем с Кидо опасном приключении так и не увидела бы свет и не нашла своих почитателей… Выходившие из-под пера Кидо литературные произведения, в свою очередь, служили причиной недоброжелательства и зависти уже не только и не столько политических оппонентов Кидо во дворце.

Сайго, по прозвищу «Меч», — огромный, как медведь, воин «с большим сердцем». «Меч» весил 200 фунтов,[10] будучи ростом 6 футов.[11] Он возвышался над японцами, как башня. Родился в княжестве Сацума, принадлежал к семье потомственных телохранителей князя Симадзу. Деяния Сайго сродни подвигам эпических героев. Трагическим недостатком «Меча» была его излишняя искренность: сей «недостаток» использовали для неблаговидных манипуляций члены одного с ним клана. В этой связи часто упоминается имя Окубо. Именно предводительствуемые Сайго войска захватили 2 января 1868 г. ворота императорского дворца в Киото, что в конечном счете привело Японию к смене правительства. В новом правительстве Сайго получил пост военного министра и чрезвычайную популярность в войсках.

Третий герой, Окубо по прозвищу «Деспот», являлся искусным мастером закулисья. Сын чиновника из клана Сацума, Окубо рос слабым, болезненным ребенком, поэтому о военной карьере не могло идти речи, хотя он и обладал незаурядными организаторскими способностями. Начав карьеру помощником архивариуса клана, Окубо получил доступ к секретам клана, его ведущих лиц и их противников. Из архива Окубо перебрался с повышением в чине на должность налогового служащего. Сведения из архивов пришлись весьма кстати и на новом месте. Окубо не стеснялся в средствах: шантаж и угрозы — медленно, но верно «Деспот» укреплял влияние в рядах сацумской высшей аристократии и наконец стал одной из ключевых теневых политических фигур Японии.