Окончательный разрыв Ивана IV с Сильвестром и Адашевым произошел в ноябре 1559 г., на пути из Можайска в Москву. По возвращении в столицу Сильвестр попросил у царя разрешения принять монашеский постриг. Отговаривать бывшего советника Иван IV не стал, и бывший лидер правительства стал монахом Кирилло-Белозерского монастыря. Алексей Адашев также испытал на себе царскую немилость: не желая больше видеть его рядом с собой, Иван Грозный в мае 1560 г. отправил бывшего фаворита в составе русского войска в Ливонию. Назначение Адашева третьим воеводой Большого полка само по себе оснований говорить об опале еще не давало. Свидетельством царской немилости был сам факт удаления Адашева из Москвы, что лишало его всякой возможности влиять на царя и его политику.

Летом 1560 г. последовало еще одно событие, окончательно лишившее вождей павшего правительства надежды вернуть себе царскую благосклонность. В июле 1560 г. в Москве вспыхнул страшный пожар. По словам Н. М. Карамзина, царь «сам тушил огонь, подвергаясь величайшей опасности: стоял против ветра, осыпаемый искрами, и своею неустрашимостью возбудил такое рвение в знатных чиновниках, что дворяне и бояре кидались в пламя, ломали здания, носили воду, лазали по кровлям. Сей пожар несколько раз возобновлялся и стоил битвы». Продолжавшую болеть царицу Анастасию Иван Васильевич приказал увезти в безопасное место, в село Коломенское. Однако пережитый испуг окончательно подкосил здоровье царицы, и 7 августа 1560 г. она умерла.

Троице-Сергиев монастырь

Сразу поползли слухи об отравлении царской жены (отметим, что при недавно произведенном исследовании захоронения первой царицы в ее костях и волосах, как и в останках Елены Глинской, было обнаружено высокое содержание ртути, мышьяка и свинца). Подозрения пали на подготовленную почву: Иван Грозный не мог не вспомнить, что болезнью жены совсем недавно его пытался устрашить Сильвестр. Должна была вспомниться царю и собственная его болезнь в марте 1553 г., когда многие отказывались приносить присягу царевичу Дмитрию, боясь прихода к власти родственников царицы Анастасии. Тогда отец Алексея Адашева, Федор Григорьевич, заявил царю: «Тебе, государю, и сыну твоему царевичу князю Дмитрею крест целуем, а Захарьиным нам… не служити. Сын твой, государь… еще в пеленицах, а владети нами Захарьиным Даниилу с братией, а мы уж от бояр до твоего возрасту беды видали многие». Уверенный в том, что любимую супругу если и не отравили, то уж точно извели «злыми чарами», Иван IV устроил заочный суд над Сильвестром и Адашевым (обвинения поддерживал упоминавшийся выше престарелый Вассиан Топорков). Председательствовал на суде сам митрополит Макарий. Доказать вину обвиняемых, судя по всему, не удалось, однако положение недавних любимцев царя от этого не облегчилось. Инока Спиридона (таково было монашеское имя Сильвестра) по распоряжению царя сослали еще дальше на север, в Соловецкий монастырь. Алексей Адашев уже в августе 1560 г. был оставлен на воеводстве в только что взятом ливонском городе Феллине (это означало, что в ближайшие несколько лет не может быть и речи о его возвращении в Москву). Вслед за этим костромские вотчины Адашева были конфискованы (вместо них были выделены земли в Новгородской земле). И, наконец, из-за местнического конфликта со вторым воеводой Феллина Адашев был отправлен в другой ливонский город, Дерпт, где ему не было выделено уже никакого официального поста. Вскоре Алексей Адашев был взят под стражу и через пару месяцев умер от некоего «недуга огненного» (поговаривали, однако, о самоубийстве, равно как и об удушении узника по тайному распоряжению царя). Жертвой царского гнева стал и младший брат Алексея Адашева, Даниил, которого в 1561 г. казнили вместе с 12-летним сыном, обвинив в измене.

Война в Ливонии продолжалась, не принося, однако уже таких громких успехов, как в первые месяцы схватки за Прибалтику. Во многом это было обусловлено вступлением в войну более сильного, нежели Ливонский орден, противника – Великого княжества Литовского. Первые столкновения между русскими и литовскими отрядами в Ливонии начались уже летом 1560 г. За кулисами этих военных столкновений велись дипломатические переговоры между властями Ливонии и Великого княжества Литовского. 18 ноября 1561 г. Ливонский орден исчез с карты Европы: в этот день в столице Великого княжества Литовского Вильно между королем Сигизмундом II Августом и ландмейстером Ливонии Готхардом Кетлером было подписано соглашение, по которому часть земель ордена – Курляндия и Земгалия – были провозглашены герцогством Курляндским. Герцогом новоявленного государства стал Кетлер, признавший себя вассалом польской короны. Остальные ливонские земли – Эстляндия и Лифляндия – были включены в состав Великого княжества Литовского.

Летом 1562 г. князь Андрей Курбский, назначенный воеводой в Дерпт, совершил глубокий рейд вглубь литовских земель, разорив окрестности Витебска. Но уже в августе 1562 г. под Невелем он потерпел поражение (которое, впрочем, не было поставлено Иваном Грозным ему в вину). После этого царь решил лично выступить в поход против Великого княжества Литовского. В конце ноября 1562 г. его войско (в котором по некоторым оценкам было до 60 тыс. человек) выступило из Москвы и двинулось в направлении ключевой литовской крепости на Западной Двине – Полоцка. 31 января 1563 г. город был осажден. Несколько предложений о капитуляции литовский воевода Станислав Довойна с гордостью отверг. Но уже через две недели, 15 февраля, город был взят штурмом. В плен попало около 60 тысяч жителей города, изрядная часть которых была в дальнейшем продана в рабство. Захваченным в городе евреям было предложено креститься; тех из них, кто отказался это сделать, утопили в Двине. Взятие Полоцка открывало дорогу на столицу Великого княжества Литовского, Вильно, поэтому уже через неделю после «полоцкого взятья» в стан Ивана IV явились литовские послы с просьбой о перемирии (на которую царь ответил согласием).

Иван Васильевич был охвачен эйфорией вследствие своей, бесспорно, большой победы. Он тут же распорядился присоединить к своему титулу слова «и великий князь Полоцкий». Воодушевленный победой, он написал язвительное послание еще одному своему сопернику в Ливонии – королю Эрику XIV, «а писал к королю многие бранные и подсмеятельные слова на укоризну его безумию». Шведские власти вынуждены были терпеть эти оскорбления, поскольку в том же году против Швеции открыла боевые действия Дания (с которой незадолго до выступления в Полоцкий поход Иван Грозный заключил союз, признав права датского принца Магнуса на остров Эзель).

Вскоре победы сменились неудачами. 26 января 1564 г. русские войска потерпели поражение в битве при Чашниках, сам воевода русского войска, боярин князь Петр Иванович Шуйский, бежал с поля боя и, потеряв коня, пешим выбрел в одну из окрестных деревень, где был ограблен и убит местными крестьянами. Известия о поражении потрясли Ивана Грозного, решившего, что военная катастрофа стала следствием предательства со стороны бояр, сообщивших литовцам о планах русского командования. Немедленно последовали расправы над заподозренными в измене. Боярин князь Михаил Петрович Репнин уже успел к тому времени снискать немилость царя тем, что во время одного из царских пиров отказался надеть на себя скоморошью маску («харю») и плясать вместе с другими царскими приближенными. Когда «харю» на него надели силой, он сорвал ее с себя и растоптал ногами, заявив, что такое поведение недостойно ни царя, ни боярина. Теперь, когда на него пало подозрение в измене, князь Михаил Репнин был убит прямо на улице, когда возвращался из церкви. Одновременно с ним по приказу царя в церкви был зарезан еще один «изменник» – боярин князь Юрий Иванович Кашин-Оболенский.