тон. От письменного закрепления Потсдамского соглашения по политическим вопросам уклонились под предлогом, что совершенно достаточно простого слова царя. Это – то же самое явление, которое затем повторилось, когда Англия задержала и затруднила своим вмешательством наши объяснения с Францией по поводу Марокко.

При всем том личные отношения между обоими правительствами стали лучше, что, впрочем, не имело решающего значения в вопросах высшей политики. Царь постоянно выказывал мне знаки своего личного, доверия, неоднократно уверял меня, что всегда и везде готов использовать свой авторитет в пользу мира, а с г. Сазоновым до зимы 1913–1914 г. меня персонально связывали дружеские отношения. Впрочем, царь был слабоволен и непостоянен, а г. Сазонов обладал характером раздражительным и весьма склонным к подозрительности. Полного доверия заслуживали, по моему мнению, личные свойства председателя совета министров графа Коковцева, и еще в настоящее время я уверен в том, что русская политика в 1914 г. пошла бы по другому направлению, если бы он пользовался бòльшим влиянием и оставался бы в течение более продолжительного времени у кормила правления.

Насколько склонен был г. Сазонов к малообоснованной возбудимости, обнаружилось осенью 1913 г. Еще в июле император сговорился в моем присутствии с царем и королем Англии относительно плана устройства, согласно желанию самой Турции, немецкой военной миссии в Константинополе, и ни тот, ни другой монарх ничего не имели против этого. Напротив, в этом видели лишь возобновление прежней военной миссии Годьц-Паши, что и считали вполне естественным. Однако Сазонову, с которым я беседовал в Берлине на его обратном пути из Парижа, то обстоятельство, что я не обсудил с ним это предположение, дало повод к подозрению, будто я хотел его обойти. Об этом, конечно, не могло быть и речи. Я имел основание считать, что г. Сазонов уже осведомлен о происшедшем, и у меня не было повода делать предметом политической беседы вопрос, приближавшийся уже к своему завершению. Г. Сазонов, однако, стал бить тревогу в печати и пытался этот вопрос передвинуть в область высшей политики. Мне удалось, путем личных переговоров с графом Коковцевым, который вскоре после того проездом был в Берлине, и путем исполнения его желания, чтобы глава миссии по-прежнему не был облечен функциями активного командования, наладить дело так, что царь определенно выразил графу Пурталесу свое удовлетворение по поводу устранения инцидента. Подозрительность Сазонова в данном случае плохо согласовалась с его собственной молчаливостью в Балтийском порте относительно балканских событий, развертывавшихся по его инициативе.

Хотя Сазонов и был осведомлен графом Коковцевым, что я согласился на устранение основных поводов к неудовольствию России, все же он остался при своем прежнем мнении и старался убедить царя, будто политика Германии в вопросе о военной, миссии не искренняя и направлена к подрыву единодушия тройственного согласия. Что Россия не может принципиально возражать против германской военной миссии – это было ему ясно. Но он пустил в ход все средства, чтобы не допустить передачи немцам военного командования в Константинополе. По-видимому, в начале 1914 г. Сазонов представил на усмотрение царя доклад с предложением заручиться поддержкой Франции и Англии и готовиться к возможности серьезного военного выступления. Насколько известно, шла уже речь о занятии турецких портов. Обсуждалась, без сомнения, также возможность возникновения европейской войны. Какое решение принял царь – осталось неизвестно, и возможно, что проект Сазонова потерял значение вследствие последовавшего как раз в эти дни улаживания дела Лимана-Сандерса. Однако, до какой степени не это притворное опасение немецкого коварства, а стремление к собственному расширению являлось действительным руководящим мотивом русской политики, должен был показать дальнейший ход событий, поскольку он нам теперь известен. Недовольное устранением разногласий в вопросе о военной миссии, получившим определенное одобрение со стороны царя, русское правительство продолжало и дальше свои приготовления к оккупации проливов, безусловно сознавая, что подобная операция возможна лишь в рамках всеобщего конфликта.

Согласно опубликованному большевиками протоколу совещания, состоявшегося 21 февраля 1914 г., Сазонов откровенно заявил на нем, что нет оснований, предполагать, будто выступление с целью захвата проливов выполнимо без европейской войны. И начальник генерального штаба тоже подтвердил, что только в условиях европейской войны возможна борьба за приобретение Константинополя. Тем не менее «план овладения в недалеком будущем проливами», согласно тексту протокола, подвергся обсуждению во всех подробностях. Царь утвердил все решения о принятии широких подготовительных мер. Но в журнале совещания от 21 февраля 1914 г., который Сазонов 5 марта представил вместе с своей докладной запиской царю и в котором еще более детально рассматривались необходимые для оккупации проливов мероприятия и приготовления, идет речь уже об «ожидаемом кризисе», который «вероятно, в очень недалеком будущем» даст повод к решению вопроса о проливах. Распространение своего владычества на проливы является-де исторической задачей России. Вероятнее всего, что России предстоит разрешение этого вопроса во время европейской войны. В таком случае английский и французский флоты должны будут во время войны препятствовать флоту держав тройственного союза развернуть свои действия. Однако на более широкую поддержку их в операциях против проливов рассчитывать нельзя. Успех этих операций стоит, естественно, в тесной связи с международной конъюнктурой. «Подготовить для этого благоприятную почву составляет в настоящее время задачу вполне определившего свои цели в данном вопросе министерства иностранных дел».

Всякие комментарии к этому излишни.

Относительно этих политических приготовлений первоначально никакие сведения не проникали в широкие общественные круги. Обратило на себя, правда, внимание (что объясняется лишь нечистой совестью) возбуждение в Петербурге, вызванное появившейся в «Кельнише Цейтунг» в начале марта 1914 г. статьей, бившей тревогу по поводу русских военных приготовлений и намерений воинственного характера; узнали о новом большом займе, заключенном во Франции с обязательством постройки на германской границе железной дороги стратегического значения; замечено было явно исходящее от правительства враждебное отношение к германской торговле. В марте и июне появились вызвавшие большое волнение статьи в «Биржевых Ведомостях» военного министра Сухомлинова относительно военной подготовленности России и Франции. Приблизительно одновременно с этим петербургская дипломатия усердно работала в Париже, чтобы еще крепче связать Англию с франко-русским союзом – теперь уже путем военных соглашений. Насколько осведомлены были Франция и Англия о русских планах относительно проливов, мы в настоящее время еще не знаем. Однако, наверное, не было случайностью, что большая часть французской печати весною 1914 г. настроилась на весьма определенный воинственный тон. И вполне сознательно хотел петербургский кабинет открыть шлюзы военному потопу, чтобы по морю крови направить русский корабль к Золотому Рогу.

Глава пятая. Начало войны

Будущность Австро-Венгрии уже задолго до войны интересовала политическую литературу наших противников. Вопрос о том, нужно ли способствовать развалу державы