Словно услышав мои мысли, огромный черный аспид выполз из вивария, в тревожном предвкушении сверкая глазами.

А я сидела в снегу и чувствовала себя обманутой. Мне обещали двухнедельный отдых, а не это вот унылое издевательство в компании боевиков.

Илис, не замечая моего угнетенного состояния, за шкирку поднял в воздух и торжественно водрузил на свое плечо, чуть снисходительно похлопав по голове.

Он почему-то считал, что свое обещание выполнил.

– Каси? – удивился показавшийся вслед за своей нечистью Керст. – Давно тебя не видел.

– Да я сама себя давно не видела, – пожаловалась ему, заработав неодобрительный взгляд хозяина.

Снег скрипел под добротными зимними сапогами кадетов, глухо хрустел под лапами нечисти и едва слышно шуршал под Кадаем.

Я же, забравшись на Илиса, до портала добралась комфортно, устроившись на его теплом плече.

Помещение было все таким же: закопченные стены, возвышение посередине зала и гулкая, холодная тишина. На платформе, заложив руки за спину, стоял Атари.

Стоило всем построиться рядом с платформой, как профессор заговорил. Короткая его речь совсем не походила на напутственную. Скорее он пытался запугать кадетов, закончив свой монолог устрашающим обещанием:

– Две недели, – прогрохотал он, осматривая показательно сосредоточенные лица, – четырнадцать дней. На пятнадцатый, в полдень, вы должны быть в лагере. Все, кто потеряется или опоздает, будут отчислены.

Раздался недовольный гул среди неуверенных в себе кадетов, затихший сразу же, стоило профессору рявкнуть:

– Я не намерен терпеть в группе беспомощных идиотов, что за пять лет обучения так и не научились выживать в дикой природе! Ясно?!

Тайс, чья насыщенная рыжесть чуть поблекла этой зимой, лишь насмешливо хмыкнул. Он, как и мой безголовый хозяин, верил в свои силы и не боялся завалить самый главный экзамен в этом году.

– Жалко, праздник пропустим, – пробормотал Керст, поправляя рюкзак.

– К кострам подоспеем, тоже неплохо, – попытался утешить его позитивно настроенный Илис.

– К кострам?

Моя заинтересованность хозяина почему-то очень повеселила, но ответа я так и не добилась. Жаль, конечно, уже второй год подряд пропускать это их празднество, которое обещало быть очень веселым, но желания превращаться обратно в Морру и бежать к Нае с требованием показать мне все, что она может, и заодно сводить на праздник, все равно не возникло.

Видела я уже, как люди день Зимы справляют.

В деревне для этого специально снег на озере притаптывался, на него выкатывали лотки со сладостями и ставили шатры, а по вечерам на берегу жгли костры. Весь день над озером стоял смех и крики, а такие как я, мелкие да верткие, имели все шансы полакомиться чем-нибудь вкусненьким. Начиная от прожаренного на углях мяса и заканчивая нанизанными на деревянные шпажки тягучими конфетами. Не говоря уже о больших печатных пряниках.

В самый холодный зимний день, на самом крепком зимнем льду, люди чествовали зиму. И мне просто интересно, насколько сильно отличается деревенский праздник от городского, при условии, что поблизости нет ни одного озера. Только быстроходные реки, на которых даже самый отчаянный не стал бы затевать людное гулянье.

Платформа тихо загудела, когда все кадеты вместе со своей нечистью забрались на нее.

Портал открывал Атари. И как сам профессор, проход этот был тяжелым и каким-то давящим, но незаметно быстрым. За один удар сердца каменные стены, хранившие на себе следы от сотен открытых порталов, сменились лесом. Редким и полностью укрытым снегом. Даже находясь на портальном возвышении, высившемся над землей на добрых полметра, кадеты стояли по щиколотку в снегу.

– Уи-и-и!

Нарушив сонную лесную тишину, я первая покинула платформу. Просто пушистым мячиком соскочила с плеча хозяина в нетронутый ровный снег. С головой уйдя в этот белый холод, достигла относительно плотного участка и оттолкнулась, чтобы взвиться в воздух и снова шлепнуться в снег.

Мне было хорошо, легко и весело. На платформе кто-то смеялся, глядя на меня, но это было не важно. Ничего больше не было важным. Только снег кругом и пьянящее чувство свободы. Я вдыхала этот особый, ни с чем не сравнимый, чистый звенящий воздух, видела горы, возвышающиеся над нами белыми исполинами, и чувствовала себя как дома. Это были не те горы, в которых я родилась, но так щемяще похожи…

Волшебство закончилось быстро и очень обидно. Рик за шкирку вытащил меня из снега, не дав еще немного попрыгать.

– А защитники сейчас в академии свои щиты плетут, – грустно и довольно громко заметила Дари, спрыгнув с платформы и увязнув в снегу почти по пояс. – В тепле.

– У них работа такая, – басовито раздалось ей в ответ, – защищать.

– А у нас – морозить задницу и стараться не свернуть себе где-нибудь шею, – весело поддакнул кто-то.

Рик, игнорируя мои трепыхания и робкие попытки разжать лапками челюсти, гордо побежал к Илису, грудью пробивая себе путь в снегу, пока я болталась у него в зубах и старательно поджимала лапы, чтобы не вспахивать искрящуюся гладь своей пушистостью.

Платформа располагалась не так уж далеко от гор. Кадетам предстоял суточный переход по диким лесам, по пояс в снегу. Сидя на холке линорма, я не считала это такой уж проблемой, но мою точку зрения почему-то никто не разделил.

Одарив злыми взглядами, кадеты промолчали, зато Кадай молчать не стал и предложил мне пройтись своими лапами. Благоразумно заткнувшись, я вцепилась в шерсть на холке линорма и больше не высовывалась.

Аспиду в лесу было хуже всех. Его холоднокровные предки не наделили своего потомка защитой от низких температур, но он пока справлялся, брезгливо скользя в снегах и лишь изредка выбираясь на поверхность. Впрочем, и у его нечистой выносливости имелся предел прочности. Мне очень хотелось верить, что змей не околеет где-нибудь в горах, не в силах справиться с переохлаждением.

Кадая почему-то моя забота не очень радовала, о чем он и сообщил вечером на привале, когда усталые кадеты разбили лагерь и разожгли костер, планируя зажарить и съесть кабана, пару часов назад успешно отбитого у тресов, на зиму обросших длинным мехом и казавшихся раза в два больше.

Бедный кабанчик, которого сначала преследовала стая волков, а потом тройка собакоподоных тресов, в итоге стал жертвой злых, уставших кадетов.

– Пушистая? – удивился аспид, когда я – вместо того, чтобы руководить разделкой туши, присоединилась к его отмороженному одиночеству.

Кадай устроился в шаге от костра, но все равно мерз, а когда я, забравшись на его кольца, попыталась заботливо обнять, предпринял попытку меня скинуть. – Ты что делаешь?

– Греть тебя пришла.

Такой возмущенной, полуобмороженной змеи видеть мне еще не приходилось. Его чем-то задело мое беспокойство о его заледеневшей персоне.