Лиза подняла непонятный предмет и поднесла поближе к свету… Камешек цвета морской воды в серебристой металлической оправе, не круглый и не овальный, скорее сердцевидной формы. В основании сердечка было совсем крохотное серебристое колечко.

Скорее всего, это была часть какого-то украшения, подвеска. Насколько Лиза могла судить, из бирюзы с серебром. Колечко, которым подвеска крепилась к чему-то, было разогнуто. На металлическом ободке Лиза увидела выгравированные буковки: «О.Р.».

Лиза сунула находку в карман – надо поспрашивать народ, может, найдется хозяйка. Аккуратно подмела опилки, вышла из вивария и пошла в сторону террариума.

Подвальный коридор был пуст, видимо, все любопытствующие уже посетили место трагедии и разошлись. Лиза прошла мимо слесарки, миновала комнату, где сидели электрики, ткнулась в дверь каморки, где обитали инженер-приборист Саша Грачев и герпетолог Бахрам Магомедов. Дверь была заперта. Лиза вздохнула и пошла дальше.

На полу перед террариумом виднелось затертое меловое очертание тела. Лиза остановилась над ним.

Так вот где это произошло… Почему же она все-таки не убежала, не закричала?.. Интересно, если громко закричать, на вахте слышно? Надо бы проверить… Хотя что толку, если Михалыч спал мертвым сном! Этого уже никогда не проверишь.

Стоя над меловым контуром тела, Лиза постаралась представить, как все могло произойти. А может быть, Ленка сразу потеряла сознание от ужаса, ведь она так боялась змей! Может, у нее вообще остановилось сердце, и она умерла еще до того, как подействовал яд.

Вдруг что-то шевельнулось у нее за спиной, по стене метнулась черная тень, и Лиза, в который уже раз за сегодняшний день, почувствовала, как оборвалось и куда-то рухнуло сердце, а волосы на голове зашевелились от ужаса. Она обернулась…

Позади нее стояла странная девушка Ада Лещова.

Аду Лещову в институте сторонились и даже побаивались. Она ни с кем не дружила, общение сводила к минимуму. Молча, не здороваясь, проходила мимо, на приветствия не отвечала, как будто не слышала. Федька Макин частенько, глядя Аде вслед, задумчиво напевал на мотив известной пугачевской песни: «До свиданья, крыша, до свидания…» Девочки-секретарши, работающие рядом с Адой, уверяли, что Ада – сектантка.

В обеденный перерыв она никуда не ходила, доставала принесенную из дома еду и книгу. Книги, которые она читала, тоже были странными: оккультизм, эзотерика, хиромантия, еще какая-то заумь… Валера Николашин, со своим интересом к «потустороннему», попробовал было общаться с Адой, но быстро отступился. Лизе он потом признался, что после общения с Адой у него мозги «свернулись в лист Мебиуса». Ада же с тех пор стала как-то отличать Валеру от других, что-то мелькало у нее в глазах при виде Валеры.

Между тем Ада была из очень приличной и очень нормальной семьи. Единственная дочь известного в городе профессора-офтальмолога Михаила Яковлевича Лещова, она на корню зарубила папины надежды на продолжение врачебной династии и наотрез отказалась поступать как в медицинский, так и в какой-либо другой институт. Она жила в своем мире, и все, что не касалось этого мира, ее не интересовало. Врачи осторожно намекали папе на психическое расстройство дочери, заводили речь об аутизме, но Михаил Яковлевич ничего слышать не хотел и настойчиво тянул дочь в нормальную жизнь. По его просьбе директор института фармакологии, давнишний друг Михаила Яковлевича, принял Аду на работу и придумал ей должность помощника ученого секретаря. Ада отстукивала на компьютере разные деловые бумаги и выполняла другие несложные поручения.

И вот теперь Ада стояла перед Лизой. Как всегда, в чем-то длинном, темном и балахонистом. Прямые волосы наползали на впалые щеки, глаза, полуприкрытые крупными веками, смотрели непонятно куда.

Неслышно ступая, Ада обошла Лизу и, подойдя к меловому силуэту на полу, застыла над ним.

– Они забрали ее, – сказала она, слегка кивнув на меловой контур.

Если бы с ней заговорила статуя Святой Татьяны, покровительницы студентов, поставленная недавно на Университетском проспекте, Лиза удивилась бы меньше. Она, пожалуй, впервые слышала голос Ады, монотонный и тоже какой-то странноватый.

– Кто забрал, полиция? – осторожно переспросила Лиза. Конечно забрали, не оставлять же здесь труп.

– Посланцы, – пояснила Ада. – Все думают, что это несчастный случай, но это они. Она нарушала гармонию. Порок, разврат, зло… Она вовлекала во все это очень достойных людей. Это должно быть наказано.

Вот это да, изумилась Лиза. Оказывается, Ада способна разговаривать вполне связно. Хоть и не очень понятно. И оказывается, она – моралистка! А Лиза-то думала, что она ничего не замечает и ничто ее не трогает. А оказывается, очень даже замечает, и очень даже трогает. И, похоже, она сильно недолюбливала Ленку. Интересно…

– Вы что-нибудь знаете об этом? – осторожно спросила Лиза.

– Творящий знает, а знающий творит. – Ада чуть подвинулась и повернулась к Лизе лицом. – Это одно и то же. Только в грубом мире мысль и деяние разобщены, а в тонком мире это одно и то же.

О чем это она? Лиза во все глаза смотрела на Аду, пытаясь хоть что-нибудь понять. Ада по-прежнему стояла, не поднимая глаз, но теперь она слегка вытянула руку над нарисованной на полу фигурой, словно ощупывая ее. Тонкие растопыренные пальцы слегка подрагивали.

– А… посланцы – это кто?

– Кто угодно. – Ада пошевелила пальцами. – Змея или камень, или огонь. Змея жалит, камень падает, огонь сжигает… Кто угодно. Зовущий может не знать.

Лиза изо всех сил пыталась нащупать смысл этих странных речей. Значит, змея – это посланник. Кого или чего? Тонкого мира, где мысль и деяние – одно и то же? И она куда-то забрала Ленку. Куда? В тот же тонкий мир? Бред… Вот зачем она стоит тут и слушает ненормальную Аду Лещову? У нее полно работы!

– А зовущий – это кто? – уже почти раздраженно спросила Лиза.

– Это я, – спокойно сказала Ада и подняла на Лизу глаза.

Лизе стало не по себе, когда она увидела эти глаза. Большие, выпуклые, темные радужки и сверху, и снизу отделены от век полосками белков, черные зрачки расширены в тусклом свете подвала.

Странное выражение было у этих глаз. Они не «читались». Как будто были глазами не человека, а существа иной природы.

Ада в упор смотрела на Лизу, и Лиза почему-то не могла отвести взгляд. Непонятная сила сковала ее и, как в воронку, затягивала в глубину этих странных глаз. Ноги отяжелели. Захоти она сейчас убежать, ничего бы не получилось. Но даже и желания убежать не возникало. Тяжелое, тягучее оцепенение сковало ее как саваном.

– Не делайте этого, – вдруг негромко сказала Ада и отвела глаза.

Лиза почувствовала облегчение, оцепенение отпустило ее.

– Чего «этого»? – с трудом ворочая языком, спросила она.

– Не потворствуйте праздному любопытству, – медленно и монотонно произнесла Ада. – Это может кончиться плохо.