любовь гвардии и своего вождя. Капитан Барре видел, как его тело увозят в тряском фургоне. «В его лице император потерял верного друга, старого и доблестного товарища по оружию, — говорит он, добавляя: — Смерть этого достойного маршала сильно меня опечалила, ибо я долгое время служил под его началом; он был очаровательным и учтивым человеком».

Этот отзыв младшего офицера о маршале раскрывает нам тайную силу наполеоновских армий: крепкие связи личной дружбы между высшими и низшими в Великой армии — явление для того времени уникальное, даже среди ветеранов Легкой бригады Пиренейской армии Веллингтона, и внесшее серьезный вклад в почти непрерывную цепь французских побед с 1792-го по 1814 год.

В самой гуще забот, сопровождавших начальный этап кампании, Наполеон нашел время отправить вдове Бесьера следующее послание: «Моя кузина! Ваш муж погиб на поле чести. Потеря, которую понесли вы и ваши дети, конечно же велика, но моя еще больше. Герцог Истрийский (титул Бесьера. — Р.Ф.Д.) умер благороднейшей смертью, без мучений. Он оставил незапятнанную репутацию — лучшее наследство, которое мог передать своим детям. Я гарантирую им свое покровительство. На них перейдет вся привязанность, которую я питал к их отцу».

Но истинную эпитафию произнес Ней, боевой товарищ погибшего маршала. Глядя на тело человека, вместе с которым они сражались плечом к плечу еще капитанами, он сказал: «Это наша судьба. Это красивая смерть», — и отправился к своим юным солдатам, чтобы вести их по равнине к Лейпцигу.

II

Эжен теперь был рядом с Великой армией, и 2 мая оба войска встретились около обелиска, воздвигнутого на месте смерти протестантского «северного льва», шведского короля Густава Адольфа, чья армия встретила и разбила армию Католической лиги при Лютцене в 1632 году*.

Чтобы попасть сюда и соединиться с главными силами, Эжен совершил чудеса не столько доблести, сколько изобретательности. Еще с того момента, как в январе Мюрат бросил остатки армии 1812 года на Балтийском побережье, Эжен упорно собирал войска, отбивал атаки, изо всех сил старался сдержать подъем патриотического духа в Пруссии и постепенно отступал на юго-запад, оставляя ненадежные позиции. Он образцово выполнял свои обязанности, отправлял всех больных в госпитали и писал бесчисленные письма родителям, пристававшим к нему с расспросами о судьбе их сыновей во время великого отступления.

Закрепившись в конце января в Познани, Эжен провел первый смотр сил. Среди окружавших — многие из них находились на грани смерти, остальные были физически и духовно измождены ужасающими лишениями отступления — было много старших как возрастом, так и опытом, но все они подчинились ему, как в начале итальянской кампании 1796 года Бонапарту подчинились ветераны Массена и Ожеро. Здесь были генерал Роге, по-прежнему приверженец жесткой дисциплины, генералы соответственно саперных войск и гвардейской артиллерии Эбле и Ларибуазьер, а также маршалы Бертье, Лефевр и Ней, все, за исключением последнего, утомленные и больные, страдающие от того, что в следующем поколении получит названия контузии и военной усталости. Генерал Эбле, который с крайним напряжением сил навел переправу и спас армию на Березине, умер в кенигсбергском госпитале, а за ним последовал и Ларибуазьер, потерявший сына в Бородинской битве. Закаленный старик Лефевр, когда-то командовавший конвоем, который вернул короля Людовика и Марию Антуанетту в Париж после их неудачного бегства в Варенн, также оплакивал гибель любимого сына, а блестящий Бертье находился в нервном шоке. Они держались, но непрестанно ворчали. Эжен решился на смелый ход. Он отправил всех старших офицеров, способных передвигаться, в отпуск, избавив себя от потока непрошеных советов, и после этого в окружающем его хаосе начал появляться какой-то порядок. Оставив Польшу, он перебрался в Берлин, а потом в Магдебург, где под его начало пришли подкрепления и артиллерия, и его войско снова начало походить на боевую силу. Из Парижа по-прежнему шли советы, иные из них дурацкие. Наполеон писал: «Если прусские города не сдаются, их следует сжигать!» Эжен был слишком практичным, чтобы таким способом напрашиваться на неприятности. Он продолжал планировать и импровизировать, пока не собрал под своей командой чуть больше 50 тысяч человек и 150 пушек. Если бы император последовал совету маршала Макдональда, который тот дал под Новый год, то его силы были бы гораздо больше. Маршал-шотландец заблаговременно предвидел отступление за Одер и Эльбу, а может быть, и за Рейн, и предложил бросить крепости Данциг, Замоск, Модлин и Пиллау. Но к его совету не прислушались, и во всех этих местах, а также в Штеттине, Торуне, Торгау, Кюстрине и нескольких других укрепленных пунктах, были оставлены гарнизоны из ветеранов. Таким образом Великая армия принесла в жертву сто тысяч человек, которые могли бы решить исход осенней борьбы. Наполеон, до того сторонник сосредоточения войск, вырыл своей армии могилу, отказавшись от такой тактики во время отступления к Рейну. Из этих изолированных частей, раскиданных по всей Европе, можно было бы собрать огромную армию опытных бойцов, чтобы защищать границы Франции.

К апрелю Эжен находился на нижней Заале, и его суровое одиночество близилось к концу, но в этот момент враг вошел в Дрезден и приготовился набросить свою сеть на приближающиеся главные силы. Союзникам, выступившим на Лейпциг, должно быть, казалось, что еще одно усилие закончит то, чего не завершили русские морозы и не удалось всем предыдущим коалициям, — свержение и пленение человека, который еще с весны 1796 года поставил всю Европу с ног на голову.

III

Новая Великая армия, двигавшаяся с запада по открытым равнинам в сторону Лейпцига, насчитывала 145 тысяч пехотинцев при 372 пушках, но всего лишь 7500 кавалеристов.

Центр занимал Третий корпус Нея силой пять дивизий, состоявших почти исключительно из новобранцев, чей боевой опыт ограничивался стычкой при Вейсенфельсе. Выступив из Лютцена, где в ночь с 1-го на 2 мая располагался его штаб, Наполеон с генералом Лористоном направились прямо на Лейпциг, не ожидая серьезного сопротивления и тем более прямой атаки, поскольку Наполеон полагал, что основные силы врага стоят в городе. Мармон и Бертран с большей частью гвардии были пока что на западном краю равнины, но спешили на помощь. Еще дальше к северу находился Эжен вместе с Макдональдом и еще одним сильным пехотным корпусом, направляясь к Эльстеру.

В девять часов утра 2 мая началось общее наступление на Лейпциг. Лористон, ушедший вперед, мог видеть в подзорную трубу пригород Лейпцига Линденау. Мальчишки Нея, расположившиеся в цепочке деревень — Кайе, Эйсдорфе, Ране, Кляйн-Горшене и Гросс-Горшене, — варили суп среди выстроившихся вдоль длинных улиц домиков, садов и огороженных пастбищ. Пасторальный, ласкающий глаз пейзаж, который к ночи превратится