В лифте пролился дождь.

Большинство осколков были огромными. Они упали вниз со звуком, которого Уля не слышала ни разу в жизни. Даже в лето, о котором хотела забыть – когда она случайно разбила окно, – звон был совершенно другим. Не разрывающим перепонки. Не похожим на треск разбитого сердца. Уля не поняла, почему ей пришло в голову именно это сравнение. Может, все дело было в зеркальной крошке, которая застряла в ее волосах.

Один зеркальный осколок в глаз и один в сердце. Достаточно, чтобы начать видеть мир совсем по-другому. Если верить сказкам, конечно. Но Уля никогда не была Каем, зато ей довелось побывать Снежной Королевой. Она скрипнула зубами и ударила по зеркалу еще раз.

Крошка какими-то неисповедимыми путями попала ей за шиворот, но осколки – на этот раз чуть поменьше – просыпались в угол с кружкой. Какое-то время Уля не смела поднимать голову и только прислушивалась к тому, как лифт насмешливо продолжает движение. Словно ничего не случилось. Словно он не стал объектом вандализма одной отчаявшейся журналистки.

А потом…

Люк был на месте – громоздко темнел прямо между острыми гранями оставшегося зеркала. Словно выпал из приключенческого фильма на радость Уле.

У нее заныли щеки – так широко она улыбалась. Улыбка эта отражалась в уцелевших фрагментах зеркала и испугала бы Улю, если бы она посмотрела на себя со стороны. Но так ли это важно, когда почти над нею, всего в нескольких сантиметрах, – выход? Выход хоть куда-нибудь. Если повезет – в шахту лифта, из которой можно выбраться. Какой бы бесконечной она ни была.

Уля уперлась в потолок обеими руками – лодочка отправилась вниз за ненадобностью и зазвенела, упав на осколки, – и встала поудобнее. А потом потянулась к люку. Роста хватало, чтобы удостовериться: он ей не привиделся. Он в самом деле был. Темный квадрат, от одного вида которого Уле хотелось плакать от счастья.

Покрасневшие от натуги пальцы уперлись в край люка. Даже на ощупь он казался старым. И это было странно, лифт ведь практически сиял новизной. Уля покрепче сжала серую ткань и стукнула рукой по люку. Тот отозвался глухим, почти жалостливым звоном. Словно его задело то, что его нашли. Словно он был злодеем в конце игры, до которого нужно было добираться кружным путем, но герой случайно обнаружил короткий и оказался в его палатах в первой же главе.

Но поддаваться люк не планировал. Уля сделала несколько осторожных шагов влево, чтобы упираться в потолок стало еще удобнее. Жаль, поручень тянулся только по одной стене. Будь они везде, это упростило бы Уле задачу.

Она толкала люк со всей силы. Снова и снова, вися над бездной зеркальных осколков и чувствуя, как пот струится по лицу, волосам и воротнику блузки. Уля сжимала зубы и давила. Выпрямлялась с такой мощью, что чувствовала себя Атласом, держащим мир. Только поблизости не было Геракла, который мог бы ее подменить. Да и нога продолжала саднить.

Что-то она делала не так.

Нужно было остановиться и подумать, потому что еще немного, и Уля рухнет вниз, не в силах больше держаться в положении, в котором даже представить себя прежде не могла. Между небом и землей. Между расколотым небом и усеянной осколками землей, по которой теперь нужно было ступать с превеликой осторожностью.

Люк не поддавался. Уля снова подула на мешающие пряди и замерла, посмотрев вниз.

Из осколков на нее смотрела зеркальная Уля, явно недовольная тем, что ее стало слишком много: в каждом кусочке по одной, а вместе – целая армия. И у каждой – свой дедлайн, все еще темнеющий на горизонте, как гроза, о которой не предупредили в вечерних новостях.

Она добралась до люка. Это было хорошо. Но она не думала, что открыть его будет так сложно. Уля подняла взгляд и прищурилась. Свет от близких лампочек чуть слепил, спина начала ныть, но главное Уля заметила. Огромные и такие же темные, как и сам люк, болты. До одного из них она почти могла дотянуться – и на раз-два!

Пальцы скользнули по граням. На ногтях остались белые следы. Уля подавила желание сунуть руку в рот, чтобы хоть как-то притушить вспыхнувшее пламя боли, и попробовала повернуть болт еще раз. А потом еще раз. И еще. Сжала зубы. Зарычала.

– Давай же! – вытолкнула она сквозь зубы и почувствовала, как легкие превращаются в меха, разжигающие огонь ее ярости. Или отчаяния? Они походили друг на друга как близнецы, и Уля пока не умела их различать.

Пальцы продолжали скользить, боль – расти, а отчаянная ярость – занимать собой все освободившееся внутри Ули место. Люк не поддавался. Не мог поддаться. И Уля поняла это, уже поняла, но если она сдастся, что ей останется?..

Она потеряла счет времени. Каждый удар теперь иглами впивался в кожу и прокатывался болью до самых локтей. В какой-то момент она перестала чувствовать пальцы – словно отморозила их, совсем как в тот день, когда решила лизнуть трубу на морозе. Даже не на спор, а просто из любопытства – и оставила на ржавеющей железке узор из верхнего слоя языка и капельки крови. Такие же падали вниз, на осколки зеркал. В какой-то момент пальцы Ули поймали пустоту, и она упала следом.

Падение было быстрым. Уля успела только зажмуриться и инстинктивно закрыть лицо руками. Почувствовать, как в ссадину на ноге впиваются зеркальные крошки. Зашипеть от боли. Она не помнила, как перевернулась, зачем перевернулась, но, открыв глаза, увидела дразнящий ее проем с темным люком, который мог открыть только техник. И только с другой стороны (чтобы она еще раз доверилась фильмам!). Пара лампочек замигала и погасла. В голове у Ули словно гудела целая туча пчел, и она махнула рукой. Подумала, как это смешно звучит: пчелы в Уле. В улье. Выдавила из себя смешок – грудь тут же протестующе взорвалась огнем.

Уля подняла руку, чтобы закрыться от света, и на лицо упало несколько капель. Наверное, красных, судя по нескольким порезам на тыльной стороне ладони. Голова закружилась, рука вдруг стала весить целую тонну, и пришлось ее быстренько опустить.

Она ударилась об осколки зеркал, и Уля закричала. Наверное. Потому что не услышала своего голоса, но определенно открыла рот.

Сейчас было самое время звать на помощь.

Хотя бы Спасателей.

Глава 5

Уля никогда не думала, что