– Не, ну, скажите, это караул, да? – возмутился Тимур. – Монегаски, одно слово! Вот у нас когда в Мавзолее караул сменялся, вся страна замирала! У меня друг в караульной роте служил, так их по десять часов каждый день муштровали, чтоб красиво было. А эти? Им, наверное, неудобно заставлять солдат подолгу шаг отрабатывать. Демократия, хрен бы ее побрал! Никаких традиций!

– Ты чего разошелся? – улыбнулся Макс. – Тебе-то что?

– Да за Европу обидно! Смотри, сколько народу кругом! Они все думают, что так и надо! Лучшего-то ничего не видали! Эх, мне бы этих карабинеров на недельку, они б у меня и носок тянуть научились, и пятку бы ставили так, что вся эта площадь в море бы рухнула! И все! Конец Монако!

– Тимур! – не сдержалась я. – Имей уважение! Мы же не дома.

– Да ладно тебе, Дашка, шучу. Пошли во дворец, раз приехали! Хоть на троне посидим.

На троне нам посидеть, конечно, никто не дал, хотя в зал пустили без всяких фейсконтролей и миноискателей. Попутно мы заскочили в два каких-то салонных зала, которые, впрочем, никакого особенного впечатления на нас не произвели. Макс, изучавший путеводитель, предложил заглянуть в музей Наполеона, и мы потащились в южное крыло дворца.

Как только Тимур узнал, что знаменитую наполеоновскую коллекцию начали собирать только в начале прошлого века, интерес его тут же пропал.

– Ну, дурилка натуральная! Кто мне докажет, что эту шляпу лично Бонапарт носил? Я в театральной мастерской такую же закажу и буду всем говорить, что это трофей восемьсот двенадцатого года.

– Закажи, – согласился Макс. – Потом на Сотбиc продашь.

– Нет, лучше Ромке Абрамовичу. Он у нас доверчивый, экспертизу проводить не будет, а от цацок всяких просто без ума.

Второй этаж, напичканный марками и монетами княжества, нас тоже не возбудил, в дворцовый архив мы вообще не пошли, хотя Макс мечтал нас туда затащить, беспрестанно мне подмигивая и делая странные знаки. Верно, надеялся там найти какой-нибудь документ о Митькином происхождении. Я-то, как человек опытный, на это совершенно не рассчитывала. Князья что, умалишенные, компромат на всеобщее обозрение выставлять?

Короче, уже минут через тридцать мы вновь оказались на знакомой площади перед дворцом.

– Ну что, поехали в кафешку? – потер руки Тимур.– Кстати, яхт на стоянке прибавилось, смотрите!

С высокого парапета и в самом деле открывался роскошный вид на бухту. Отсюда, с высоты, она смотрелась сияющей перламутровой ракушкой, в полуоткрытых створках которой сверкали драгоценные жемчужинки судов.

– Наверняка наши подтягиваются! Меняются времена, – философски улыбнулся Тимур. – Раньше, когда Онасис свою «Кристину» тут ставил, все Монте-Карло на ушах от восторга стояло. А теперь полгавани наши занимают. Как только узнают, что Ромка пришвартовался, годовой запас вин из погребов достают. И пятки лизать готовы. Русские, они теперь и в Монако – всему голова!

Я поймала себя на странном чувстве. С одной стороны, меня аж расперло от национальной гордости за родину, а с другой – стало как-то обидно за игрушечное княжество, в котором мне предстоит столько сделать. Главное, как я теперь понимала, укрепление дружественных и экономических связей между нашими братскими народами. В том, что они – братские, причем именно в буквальном смысле, сомнений не было.

– Давайте еще прогуляемся, – предложила я. Макс, понятно, не возражал, а Тимуру просто ничего не оставалось делать.

* * *

Мы полюбовались белокаменным кафедральным собором, отдав должное чудесным алтарным росписям Луи Бреа и восхитившись, как положено, светящимся престолом из белого каррарского мрамора. На Площади Мэрии заглянули в часовню Милосердия Божьего с деревянной скульптурой Христа.

– Часовня, кстати, строилась как место для собраний Братства кающихся грешников, – прочел Макс в путеводителе. – Что за братство такое? – сам у себя спросил он. – Хотя, конечно, не согрешишь – не покаешься. Как думаешь, Тимур?

– Не знаю, – честно ответил тот. – Лично я – мусульманин. Мне ваши христианские штучки до фонаря. Но, если по делу разобраться, раз покаяние очищает душу, значит, грешить – полезно. Поэтому пойдемте лучше грешить. Хватит нам этой культур-мультур.

– А Аквариум? – вспомнила я. – Жак-Ив Кусто сюда много чего из своих путешествий привез!

– Дашка, – глубокомысленно поднял палец Тимур. – Тебе, как журналистке, стыдно быть такой наивной. Был я в этом Океанографическом музее. Сдуру как-то забрели, делать нечего было, надумали на рыбалку выйти, вот и хотели посмотреть, какие морские гады тут поблизости обитают.

– И что?

– Да то же, что и везде, где такие музеи есть. Ну плавают там в аквариумах всякие акулы. Чучел полно. Скелет кита. Живой-то им не по размеру оказался, это ж не Россия, где места столько, что хоть стадо мамонтов выпускай, вот и решили скелетом обойтись. Короче, скукотища. Ну риф коралловый они там воссоздали. И что? Я по свету этих рифов нагляделся, аж тошнит!

– А на рыбалку-то ходили? – заинтересовался Макс.

– А то! Хорошо, что у местных рыбаков перед этим улов выкупили – штук десяток сардин, две камбалы и макрель, а то бы так и вернулись с пустыми руками.

В общем, в гордость Монако – Океанографический музей – мы не попали. Объяснения Тимура были настолько исчерпывающими, что подтверждать их показалось просто лишним. Правда, самому зданию, монументальному, солидному, стоящему прямо на отвесной скале, должное отдали. Шедевр.

Впрочем, не попали мы не только туда, проигнорировав и прочие достопримечательности: Национальный музей, Музей старого Монако Музей доисторической антропологии. Не избежал этой участи и Морской музей.

– Пошли в «ретроконюшню», – предложил Тимур. – Что мы, лохи бескультурные? Его Высочество Князь обидеться может!

Оказывается, кроме всего прочего, в Монако существовал еще и автомобильный музей. Личный – Альбера Второго.

Примерно на час мужчины полностью выпали из времени и пространства. Они ходили между допотопными, хоть и очень эффектными, Aston Martin, Frazer Nash, Gordini, Cooper, Talbot, Bradham. Восхищались уродливыми, на мой взгляд, гоночными болидами, поставленными сюда, видно, прямо с монакской трассы, и совершенно не замечали меня. Я не обижалась. Во-первых, стоило уже начинать привыкать к тому, что я буду супругой знаменитого гонщика, а значит, автомобили – это будет мое все, а во-вторых, особенно сладко было представлять, как Альбер Второй в скором времени лично проведет меня по своей любимой «конюшне», рассказывая о каждом экспонате. Ведь так непременно произойдет. Тогда-то я и вверну что-нибудь из нынешнего профессионального разговора моих спутников.

Например, что именно на этом болиде бразилец Айртон Сенна в сильнейший ливень сумел уйти с рокового тринадцатого места в начало пелетона (надо только выяснить, что такое «пелетон») и чуть не обошел самого Проста. Помешал красный флаг, означающий конец заезда. О Просте, кстати, я уже много чего знаю – Рене рассказывал, но тут попутно выяснилось, что у него есть прозвище – Профессор. У Сенны погоняло другое – Человек Дождя. За тот самый заезд. Интересно! Я-то до сих пор думала, что это Дастин Хоффман. Ну, просто открытие за открытием! А Сенна после этого шесть раз завоевывал первое место в Монако. Это – рекорд. Лучше него только Шумахер.