Объединив таким образом своих последователей, Мухаммед стремился привлечь к себе три влиятельных еврейских племени. Без сомнения, он знал, что они олицетворяли собой власть денег, а это было именно то, чего более всего недоставало его общине; кроме того, необходимо понять, как предлагает Годефруа-Демомбин,[73] что еще в Мекке все то, что Мухаммед знал о еврейских традициях (впрочем, он был слабо информирован), побудило его рассматривать себя как завершающую фигуру длинного ряда пророков Израиля. В этом есть что-то удивительное, если учесть сегодняшнюю арабо-еврейскую рознь и гонения, жертвами которых евреям предстояло сделаться еще при жизни Пророка. Возможно, однако, что эти преследования оказались лишь трагическим следствием великой неразделенной любви. Впрочем, не стоит забывать, что еврею, платящему дань, никогда не придется беспокоиться о смене своей религии. Верховного раввина Иерусалима окружат роскошью и почетом, и в течение всего периода мусульманской экспансии он будет занимать важное место в иерархии ислама.

Мухаммед определенно вполне искренно полагал, что обращение в ислам евреев его эпохи является одной из первейших его задач. Чтобы добиться этого, он подражал им в своем культе: молитва в мечети совершалась по субботам, в шаббат, верующие при этом обращались в сторону Иерусалима, мусульманский пост совпадал с еврейским; был заключен любопытный договор, согласно которому древние соглашения между ауситами и хазраджитами и еврейскими племенами сохранят всю свою силу, а каждый обязался уважать согласие и защищать оазис. То была знаменитая «конституция I года».

К несчастью, материальные интересы евреев и арабов совершенно не совпадали. Первые, богатые торговцы, стремились сохранять добрые отношения с Меккой и принимать караваны оттуда; вторые, в большинстве своем бедные, не имея никаких средств за пределами оазиса, грабили мекканские караваны без всякого протеста со стороны Пророка, а впоследствии и с его согласия. Евреи не принимали участия в этих экспедициях, и когда была развязана открытая война против Мекки, они не решились в ней участвовать. Их позиция была расценена мусульманами как лицемерие (этот же термин они применяли к остававшимся в Медине немусульманам, или к тем, кто обратился в ислам неискренне). Оставалось сделать лишь шаг к тому, чтобы обвинить евреев в предательстве или шпионаже и списать на них военные поражения. В духовном плане Мухаммед выказал величайшую наивность, надеясь обратить в свою веру евреев. Его слабое знание священных текстов вызывало с их стороны иронию и сарказм. И вот мы наблюдаем резкую перемену позиции, уже имевшую место перед лицом мекканцев: раз еврейские тексты не говорят о Мухаммеде, значит, евреи подделали их, а это преступление, за которое они заслуживают адских мучений и презрения правоверных. Истинной является вера Авраама, строителя Каабы, на которую с этих пор ориентируется кибла.

Вопреки преданию, с самого начала видевшему во всех грабежах разновидность священной войны, очевидно, что эти экспедиции были продиктованы стесненными материальными обстоятельствами переселенцев из Мекки, а Пророк сначала остерегался выражать свое мнение по поводу их законности. Европейцу они напоминают разбой, но тем не менее отличаются от всех прецедентов тем, что ими руководил сам Мухаммед, а число участвовавших в нем было довольно значительным: слишком много – для грабительского набега, но слишком мало – для битвы. Здесь мы впервые видим, как Пророк выказал неоспоримые таланты военачальника. Согласно Аль-Бухари, его отряд, видимо, состоял из трехсот человек,[74] но подробности оставляют простор для фантазии: 90 переселенцев, 70 членов племени аус, столько же хазраджитов и лошадей. Чтобы получить заявленную цифру, нужно сосчитать и лошадей. Кто сидел на них верхом? Цель – разграбить караван, ведомый Абу Суфианом. Получив известие о выступлении Мухаммеда, он свернул со своего пути на запад и отправил в Мекку гонца, чтобы сообщить об опасности. Тогда в Мекке собралась толпа в тысячу мужчин, которые бросились на защиту своего добра в сопровождении нескольких женщин, воспевающих достоинства их племени. Подойдя к Бадру, они узнали, что караван миновал опасную зону и должен достигнуть Мекки в целости и сохранности. Большинство намеревалось вернуться, но Абу Лахаб и другие потребовали использовать ежегодный праздник в Бадре, чтобы развлечься там и тем самым продемонстрировать Мухаммеду, что его никто не боится. В это время последний попытался узнать, какие против него выставлены силы. Он взял в плен двух курайшитов, которых принял за охранников каравана (в то время как это были разведчики армии), и, судя по сообщенному ими числу верблюдов, закалываемых ежедневно на обед воинам, заключил, что отряд насчитывал от девятисот пятидесяти до тысячи человек. Несмотря на численное превосходство мекканцев, Пророк решил атаковать. Он опередил неприятеля на пути к колодцам Бадра, а остальные источники велел засыпать песком. Над равниной, в месте, доминирующем над полем битвы, по его распоряжению возвели укрытие, откуда он отдавал свои приказы, порывая, таким образом, с арабской традицией, требующей, чтобы вождь находился во главе своих воинов, чтобы вызвать на поединок вражеского предводителя, впрочем, Пророк запретил поединки и своим воинам, которые его не послушались. Вперед выступили три курайшита, и три ансара приготовились дать им отпор. Но курайшиты отказались сражаться с ними: «Мухаммед, пошли против нас людей, равных нам!». Тогда Мухаммед назвал Убайду, Али и Хамзу Хамза убил своего противника, а Али своего, в то время как Убайда тяжело ранил своего, но и сам получил от него серьезное увечье Хамза и Али добили раненого врага и принесли Убайду обратно в мусульманские ряды.

Однако первый общий натиск, видимо, оказался не в пользу мусульман. Тогда Пророк вышел из своего убежища и влился в первые ряды сражающихся, читая стихи из Корана, возвещающие ад тому, кто покажет спину врагу. Затем он послал Али собрать горсть щебня внизу долины и бросить его в курайшитов с криком «Бесчестье лицам». Чудесным образом каждый камешек попал в глаз кому-нибудь из противников. Здесь же предание сообщает о многотысячном подкреплении из ангелов, с большой тщательностью описывая их вооружение, однако современная исламская экзегеза видит в них лишь символ духовного подъема, вызванного присутствием Пророка. Мусульмане одержали полную победу. Курайшиты оставили на земле сорок четыре убитых, и столько же попало в плен. Трупы сбросили в колодцы Бадра. Добыча, разумеется, была менее значительной, чем если бы удалось перехватить караван, и самую ценную ее часть составляли пленники. Мухаммед своей властью произвел дележ. В результате родилась зависть, так как воины, охранявшие его самого и почти не участвовавшие в битве, а также два разведчика, которые выслеживали караван, и два вождя, оставленные в Медине, получили столько же, сколько и остальные. В качестве своей доли Пророк взял меч Мунаббиха-ибн-аль-Хадж-дажа, прославленный Зу-л-Факар.

Вопрос об участи пленников вызвал спор: одни советовали отрубить им головы, другие – бросить их в яму с огнем. Абу Бакр напомнил о кровных связях и советовал хорошо обращаться с ними. Мухаммед не отдал никакого приказа, но присоединился к его мнению. Переселенцы назначили выкуп в три тысячи дирхемов и разделили ее с ансарами. Среди пленников оказался родной дядя Мухаммеда Аль-Аббас. Чтобы избежать уплаты выкупа он заявил, что является мусульманином. Мухаммед возразил ему, что о его вере будет судить Аллах, а осуждает его уже само его поведение, и Аль-Аббас должен заплатить четыре тысячи дирхемов. Другой пленник был племянником Хадиджи, которая еще до своего обращения женила его на своей дочери Зайнаб. Узнав о пленении мужа, Зайнаб, остававшаяся в Мекке, отправила в Медину посредника с серебром и ожерельем, подаренным ей Хадиджей в день свадьбы. Глубоко растроганный при виде ожерелья, Мухаммед освободил пленника при условии, что он разведется со своей женой и позволит ей добраться до Медины. После множества перипетий так и произошло. После принятия ислама муж получил свою супругу обратно. Были и другие случаи обращения пленников, впоследствии сыгравших важную роль, так как именно они, вернувшись в Мекку, стали проповедовать там новую веру.