Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Чарли… ну, она просто хотела свернуться калачиком в постели и смотреть фильм.
— Эй, что происходит?! — возмутилась Мэдди, как только они вдвоем вышли из бара в переулок, где воняло рвотой и пивом. — Нам было весело!
— Тебе было весело, — парировала Чарли. — А я просто… присутствовала.
Мэдди полезла в сумочку — блестящий прямоугольник серебряных блесток, который она нашла в «Гудвилле» — в поисках сигареты.
— Ты сама в этом виновата, дорогая.
Чарли была не согласна с подобным заявлением. По ее подсчетам, Мэдди почти сотню раз притаскивала ее в бар, на кеггер[23] или на вечеринку театрального факультета только для того, чтобы с порога бросить, оставив Чарли неловко стоять среди подобных ей интровертов и интересоваться у них, смотрели ли они когда-нибудь «Великолепных Эмберсонов».
— Не была бы, если бы ты просто позволила мне остаться дома.
— Я пытаюсь помочь тебе.
— Игнорируя мои желания?
— Выдернув тебя из зоны комфорта, — сказала Мэдди и, не найдя сигареты, сунула сумочку под мышку. — В жизни есть нечто большее, чем фильмы, Чарли. Если бы не я, Робби и девчонки в общежитии, ты бы никогда ни с кем не разговаривала.
— Это неправда! — воскликнула Чарли, хотя про себя задумалась, так ли это. Она не смогла вспомнить, когда в последний раз имела что-то большее, чем беглую светскую беседу с кем-то за пределами учебной группы или замкнутого мирка их общежития. Осознание того, что Мэдди права, рассердило ее еще больше. — Я могла бы говорить с кучей людей, если бы захотела.
— И в этом твоя проблема, — проговорила Мэдди. — Ты не хочешь. Вот почему я всегда пытаюсь заставить тебя сделать это.
— А может, я не хочу, чтобы меня заставляли?!
Мэдди издала саркастический смешок.
— Это чертовски очевидно.
— Тогда перестань этим заниматься, — сказал Чарли. — Друзья должны поддерживать друг друга, а не пытаться перевоспитать.
Видит бог, она могла бы попробовать кое-что поменять в Мэдди. Взбалмошность. Театральность. Ее одежду, больше походившую на сценические костюмы, настолько устаревшую и нелепую, что порой люди закатывали глаза, когда она входила в комнату. Но Чарли не пыталась. Потому что она все это любила. Она любила Мэдди. И иногда — как в ту ночь — спрашивала себя, чувствует ли Мэдди то же самое.
— Я не хочу тебя перевоспитать, — возразила Мэдди. — Я просто хочу, чтобы ты немного пожила.
— А я, черт возьми, хочу домой! — возмутилась Чарли и сделала движение, чтобы уйти. Мэдди снова вцепилась в ее руку.
— Пожалуйста, не уходи. Ты права. Я притащила тебя сюда, а потом бросила, и мне очень жаль. Давай вернемся в бар, выпьем и будем танцевать до упаду. Я больше не оставлю тебя. Обещаю. Просто останься.
Возможно, Чарли сдалась бы, не продолжи Мэдди говорить. Возможно, она, как всегда, уже была готова простить и забыть. Но Мэдди глубоко вздохнула и сказала:
— Ты же знаешь, я не люблю ходить домой одна.
Чарли вздрогнула, по-настоящему вздрогнула, когда услышала это. Потому что это означало, что Мэдди продолжала, как обычно, думать только о себе. Дело было не в том, что она наслаждалась компанией Чарли или хотела вместе веселиться. Ей просто было нужно, чтобы кто-нибудь проводил ее пьяную задницу домой, когда вечеринка закончится. Чарли в одно мгновение подумала, что, похоже, Робби был прав. И Мэдди, скорее всего, не считала ее подругой. Возможно, Чарли была для нее всего лишь зрителем. Одним из многих. Тех, кто был достаточным слабаком, чтобы позволять Мэдди практически каждую ночь выкидывать любую ерунду, которая приходила ей в голову.
Кроме той ночи.
Тогда Чарли не позволила этому случиться.
— Я иду домой, — отчеканила она. — Ты можешь либо присоединиться ко мне, либо нет.
Мэдди сделала вид, что задумалась. Затем осторожно шагнула в направлении Чарли, даже слегка приподняла руку, как будто потянулась к ней. Но тут кто-то вышел из бара, и из открытой двери в переулок ворвались звуки музыки. Безбашенная версия «Just Like Heaven».
Услышав ее, Мэдди перевела взгляд на бар, и Чарли поняла, что подруга уже приняла решение.
— Ты — ужасный друг. Надеюсь, ты это знаешь, — сказала она Мэдди. Затем повернулась и зашагала прочь, не обращая внимания на крик Мэдди: «Чарли, подожди!»
— Отвали, — бросила она, не оглядываясь.
И это стало последним, что она сказала Мэдди.
Но то была не самая худшая часть ночи.
Отнюдь нет.
Худшее случилось через двадцать шагов, когда Чарли обернулась, надеясь увидеть, что, несмотря на перебранку и грубое слово, Мэдди следует за ней, изо всех сил пытаясь догнать. Вместо этого Чарли обнаружила подругу все еще стоящей за пределами бара, с выуженной, наконец, из сумочки сигаретой, в обществе мужчины, который, казалось, появился из ниоткуда.
Чарли не удалось толком его разглядеть. Он стоял, опустив голову, повернувшись к ней спиной. Единственной частью его тела, которую удалось увидеть, была левая рука, освещенная пламенем зажигалки Мэдди. Все остальное, от ботинок до шляпы, скрывала тень.
Эта шляпа — обычная федора, которую носили все мужчины, пока вдруг резко не перестали этого делать, — подсказала Чарли: что-то в этой сцене не так. На дворе 1991 год, никто больше не надевал фетровых шляп. Кроме того, все казалось слишком нарочитым, слишком стилизованным. Одинокий белый луч косо скользнул между Мэдди и мужчиной, разделив их на две отдельные части: Мэдди, залитая светом, и мужчина, окутанный темнотой.
Чарли решила, что это очередной фильм в ее сознании, вызванный ее размолвкой с Мэдди. Вместо того чтобы посмотреть, как сцена возвращается в реальность, как ей и следовало поступить, Чарли развернулась и пошла дальше.
И больше не оглянулась.
Когда Мэдди не вернулась в общежитие той ночью, Чарли предположила, что она переспала с кем-то из бара. Может быть, с фальшивым Бон Джови. Или с парнем в фетровой шляпе. Если он вообще существовал. У Чарли имелись сомнения на сей счет.
Беспокойство не возникало до полудня, когда Чарли вернулась с занятий и не обнаружила в комнате следов присутствия Мэдди. Чарли не могла не подумать о том дне, когда умерли ее родители. Как она оставалась спокойной, не представляя, что стала сиротой. Не желая, чтобы история повторилась, Чарли провела остаток дня, переходя из комнаты в комнату, спрашивая всех, не видели ли они Мэдди. Никто не видел. Следующим шагом Чарли было позвонить матери и отчиму Мэдди и узнать, не звонила ли она им. Нет, не звонила. Наконец, в полночь, ровно через двадцать четыре часа после их последней встречи, Чарли набрала полицию и сообщила о пропаже подруги.
Мэдди нашли рано утром на следующий день.