Дверь за спиной Мехреньгина открылась, и в приемную ввалился Жека Топтунов. Удивленно взглянув на своего напарника и разъяренную брюнетку, он проговорил:

— А чего это вы тут делаете? Валентин, ты зачем мне звонил, опять за старое взялся? Загадки разгадываешь?

— Да разгадал уже! — отмахнулся от него Мехреньгин. — Осталось только ответ проверить. Ты, Жека, взгляни — можешь эту шкатулочку открыть? Девушка вот утверждает, что там ее драгоценности фамильные…

— Это мы на раз! — заверил напарника Жека, взял в руки шкатулку и поковырялся в замочке согнутой проволочкой. Замочек щелкнул и открылся.

— И как ты это делаешь? — завистливо протянул Мехреньгин, откидывая крышку шкатулки.

— Семафоров научил! — скромно ответил Жека.

— Мое, мое! — причитала брюнетка. — Дайте хоть поглядеть, гады…

— Глядите, пожалуйста, — Мехреньгин протянул ей открытую шкатулку, — только сомневаюсь, что вы именно это искали…

— Что это?! — Девица растерянно уставилась на содержимое шкатулки.

Там лежал перевязанный выцветшей шелковой лентой локон светлых волос и несколько писем.

— «Дорогая Софи, — прочитал начало одного из них Жека, — наша любовь — самое дорогое, что было у меня в жизни…»

— Зараза старая! — взвыла брюнетка. — Вот сволочи… это они меня втянули, Сережка с Костиком…

— Фамилии, пожалуйста! — оживился Мехреньгин. — И поподробнее — кто такая старая зараза и во что конкретно втянули вас Сережка с Костиком…

И девица рассказала ему душераздирающую историю.

Год назад она снимала комнату у древней старухи по имени Софья Сигизмундовна. Старуха явно происходила из какой-то дворянской семьи, в квартире было много антикварных вещей, но больше всего хозяйка дорожила письменным столом из красного дерева с инкрустациями и бронзовыми накладками. То и дело она повторяла, что в этом столе у нее хранится самое дорогое.

Молодая съемщица не очень-то верила в болтовню хозяйки, считала, что та впала в маразм. Но как-то, уже сменив квартиру, рассказала о Софье Сигизмундовне своему новому знакомому Сереже. Тот очень оживился и попросил ее познакомить со старой аристократкой.

Однако, когда они приехали по ее адресу, выяснилось, что Софья Сигизмундовна недавно умерла, а ее наследники уже успели распродать всю мебель. Сережа, подключив к расследованию своего шустрого брата Костика, артиста одного из мелких театров, выяснил, в какой антикварный салон попал письменный стол. Однако стол уже был продан.

Сунув небольшую денежку продавцу, братья выяснили, что стол купил директор фирмы «Астра-центр».

И тогда у братьев сложилась гениальная комбинация.

Приближалось Рождество, и никого в бизнес-центре не удивило бы появление Санта-Клауса.

Роль самого Санты вызвался сыграть Костик — благо роста он был очень маленького и прежде подрабатывал, играя Деда Мороза на новогодних детских утренниках.

Саночки нашли дома и разрисовали цветной гуашью, костюм Санта-Клауса у Костика остался с прошлого Нового года. Для достоверности нужен был северный олень. И тут, проходя мимо магазина игрушек, Костик увидел очень симпатичного оленя.

Сперва оленя хотели купить, но он стоил очень дорого, и Сереже показалось, что гораздо прикольнее будет разыграть продавцов и похитить необходимый реквизит.

Так и сделали.

Накануне операции оленя, саночки и Костика в костюме Санты завезли в бизнес-центр, а когда все сотрудники разошлись по домам и охранник отправился на обход, Костик пошел на дело.

Он проник в офис «Астры», простучал письменный стол и нашел тайник со шкатулкой.

Однако, когда Костик уже хотел покинуть офис, туда неожиданно заявился охранник.

Его пришлось оглушить, но Костик побоялся попасться с поличным и, спрятав шкатулку в офисе, вернулся под елку, где изображал Санта-Клауса до прихода милиции. Когда прибыл наряд и дверь открыли, он незаметно выскользнул на улицу, пользуясь тем, что менты с ходу поперли на второй этаж.

— Ну, он сказал, где спрятал шкатулку, но побоялся снова приходить сюда, так что пришлось мне идти за ней… — закончила брюнетка рассказ.

— Вот что, милая, — вступил в разговор Жека, — если вы сейчас быстренько сообщите мне координаты своего приятеля и его преступного братца, возможно, с вами поступят более гуманно.

— Это как? — растерялась брюнетка.

— В камеру не посажу! — рявкнул Жека.

— Записывайте! — тут же согласилась сообразительная брюнетка.

— Что здесь происходит? — в дверях возник директор Илья Васильевич.

— Происходит задержание преступника! — объявил Жека. — Попрошу не мешать работе милиции!

Директор шарахнулся в сторону и натолкнулся на шкаф, с которого тут же посыпались пыльные папки и рулоны. Илья Васильевич закрыл голову руками и громко чихнул. Потом увидел, во что превратился его темно-синий костюм в узкую полоску, и закричал сердито:

— Татьяна! Ну когда это кончится? Давно просил разобрать эти папки! Совершенно не умеете работать! Буду применять санкции!

— Да мне плевать на твои санкции! — неожиданно заорала тихая секретарша. — Я вообще увольняюсь через три дня! Замуж выхожу и уезжаю!

Она бросила на пол чашку с остывающим китайским чаем и выбежала из комнаты.

— Беда с персоналом, — огорченно сказал директор, рассматривая осколки в луже.

— Не расстраивайтесь, господин Калошин, — весело сказал Мехреньгин, — я вам найду секретаршу. Симпатичная, работящая, а уж аккуратная… И зовут так же, как вашу бывшую, — Татьяна, так что не перепутаете…

— Буду очень благодарен, — оживился директор, — только я Кокошин…

Лена не спеша вышагивала по улице, ссутулившись и угрюмо поглядывая на своего провожатого. Что за погода в нашем городе! На улице стоит просто собачий холод, впору шубу надевать, впрочем, и немудрено, ведь скоро Новый год! Дует ледяной ветер, над головой висят чернильные тучи, грозящие просы́паться мокрым снегом. А у нее нет зонтика. Что ж, чем хуже, тем лучше!

На душе было препогано. Все-все, все ее мечты и надежды пошли сегодня прахом. Лена чувствовала боль, растерянность и самую настоящую злость, причем злилась она на себя. И было за что: пошла на поводу у Жанки, позволила себя уговорить, и вот вам пожалуйста — результат, что называется, налицо!

Все началось четыре месяца назад, когда она, по рекомендации Жанны, устроилась работать в эту архитектурную мастерскую. До этого Жанка воспитывала и пилила ее почти год, требуя, чтобы Лена сделала что-то со своей никчемной, как она считала, жизнью.

— Подумать только! — возмущалась Жанна. — Торчишь в какой-то жалкой занюханной фирмочке, проводишь дни, уткнувшись носом в экран компьютера! Вечно в джинсах и растянутом свитере! Видеть его не могу!