Польши, на которое премьер-министр Юзеф Пилсудский в итоге наложил вето, или помогая банку Дж. Он завершил переход от проницательного, но малоизвестного дипломата к активному защитнику интересов богатейших людей, банков и корпораций Америки.

"Он никогда не утруждал себя пониманием технических аспектов финансовых маневров, - писал один из историков, - но под влиянием Фостера и фирмы он стал более чувствительным к цели элиты - транснациональной власти для обеспечения процветания всего мира и, конечно, себя".

После четырнадцати месяцев пребывания в Париже Аллен в марте 1931 г. вернулся в Нью-Йорк без Кловер и их детей, которых он отправил на весну и лето в Швейцарию. Этот перерыв не только дал ему время для личных занятий, но и позволил осмыслить масштабы экономического краха, охватившего Соединенные Штаты и распространившегося на Европу. Миллионы людей остались без работы. Тысячи банков потерпели крах. В 1929-1932 гг. прибыли корпораций упадут более чем наполовину. Так же как и стоимость американского экспорта. Возникла угроза социальных потрясений. Для тех, кто был глубоко заинтересован в стабильности глобальных финансовых сетей, каковыми были оба брата Даллеса, Депрессия стала ужасающим примером того, насколько безумным может стать мир, если им неумело управлять.

* * *

Несмотря на кризис, через круги, окружавшие братьев Даллес, по-прежнему проходило огромное количество денег. Некоторые из самых крупных гонораров Sullivan & Cromwell были получены от жертв кризиса, в частности, 540 тыс. долл. за ведение переговоров от имени держателей облигаций, обманутых Иваром Крюгером, шведским финансистом и "королем спичек", который покончил с собой после краха своей финансовой пирамиды в 1932 году. Опыт Фостера в сложных вопросах реструктуризации международных долгов был востребован как никогда. Его клиенты-банкиры продолжали давать деньги в долг за рубежом, в основном для рефинансирования существующих долгов. Послевоенное восстановление в Европе все еще продолжалось в достаточном объеме, чтобы приносить прибыль, хотя и в меньших размерах, инженерным, горнодобывающим, коммунальным, станкостроительным, сырьевым и транспортным компаниям, интересы которых он представлял. Не менее пятнадцати из этих компаний, включая Grand Union, Babcock & Wilcox, American Bank Note, Western Power, North American Edison, International Nickel и American Agricultural Chemical, ввели Фостера в свои советы директоров или попечителей.

Ни один из братьев не испытывал недостатка в деньгах. Фостер зарабатывал в Sullivan & Cromwell около 300 тыс. долл. в год - эквивалент почти 5 млн. долл. в начале XXI в., а также дивиденды по акциям и гонорары за работу в советах директоров корпораций. Его часто называли самым высокооплачиваемым юристом в США. Аллен получал домой примерно в два раза меньше, что по меркам того времени было очень скромно, и это позволило ему купить дом на Манхэттене по адресу 239 East Sixty-First Street и уединенный дом в Lloyd Neck на северном побережье Лонг-Айленда. Оба дома были более чем комфортабельными, хотя городской дом был менее впечатляющим, чем дом Фостера, расположенный в тридцати кварталах к северу, на 72-й Восточной Девяносто первой улице, а дом в Ллойд-Неке был меньше, чем дом Фостера в близлежащем Колд-Спринг-Харборе. Аллен также преуспел благодаря своевременным инвестициям в несколько компаний, которые представляла его фирма, среди которых были International Nickel, Babcock & Wilcox и United Fruit.

"Один из партнеров Аллена вспоминал впоследствии, что он был очень полезен для фирмы, так как умел привлекать клиентов в Sullivan & Cromwell. "Он был прекрасным клиентом. Ему нравилась нью-йоркская жизнь, и вы стали видеть его повсюду, особенно там, где собирались магнаты, президенты компаний или их жены - на премьерах в Метрополитен-опера, благотворительных балах, клубных ужинах, сквошах в Нью-Йоркском атлетическом клубе, теннисных вечерах. Он был хорошим теннисистом и знал, когда проигрывает. Если он играл с женой магната, он был уверен, что они выиграют. Но если на противоположном корте находился сам магнат, он поддерживал игру практически до последнего залпа, когда Аллен начинал путаться и ошибаться. Таким образом, магнат чувствовал себя великолепно, выиграв трудную партию, а его жена тоже не расстраивалась - в конце концов, она не виновата в проигрыше, - и оба испытывали благосклонность к Аллену. Ведь он тоже хорошо проиграл".

Фостер принес в Sullivan & Cromwell нечто совершенно иное. От своего деда он научился тонкому искусству накопления влияния и использования его в интересах своих клиентов. Он глубоко понимал мировую финансовую систему, особенно рынок облигаций, и те возможности, которые он открывал для состоятельных американцев. Хотя он, как известно, не мог запомнить имена младших партнеров, его ум был полон юридических тонкостей. О его аппетите к работе ходили легенды. Как и его жесткость в переговорах.

С точки зрения клиента, они представляли собой идеальную команду: один брат был очень веселым и талантливым соблазнителем, другой обладал удивительным умением строить судьбы.

В электричке на Третьей авеню был вагон, неофициально зарезервированный для мужчин в честерфилдских пальто, - швейцары отгоняли остальных, и когда Аллен поднимался на борт, направляясь утром на Уолл-стрит, он часто сталкивался со своим братом, который садился на три остановки раньше. Во многих пятничных днях оба мужчины садились на поезд в 4:50 от Пенсильванского вокзала до Лонг-Айленда. Оказавшись там, они нашли разные способы развлечься. У Фостера была яхта, и он плавал на ней, когда позволяла погода. Когда погода не позволяла, он проводил большую часть времени дома, где расслаблялся, читая детективную историю перед камином, пока его жена вязала. В выходные дни Аллен проводил на Лонг-Айленде вечеринки, часто в собственном доме. Среди постоянных гостей были Арчи Рузвельт, сын Теодора и соучредитель инвестиционного банка; Чарльз и Энн Морроу Линдберги, одна из пар американской мечты; Ребекка Уэст, которая на вопрос, была ли она одной из любовниц Аллена, спустя годы ответила: "Увы, нет, но я хотела бы ею быть"; Гамильтон Фиш Армстронг, лучший друг Аллена по Принстону; а также целый парад соседей по Манхэттену - от Джона Гантера до Таллулы Бэнкхед. Вечеринки Аллена перетекали из уик-энда в уик-энд и из года в год. С его воспитанным обаянием, бесконечным запасом историй, хорошо укомплектованным винным погребом, хищным интересом к женщинам, богатством из неопределенных источников, стильными пиджаками и мокасинами на пуговицах он мог бы сойти со страниц "Великого Гэтсби".

"Мой отец был очень, очень экстравертным человеком, - вспоминала впоследствии его дочь Джоан. "Он любил постоянно быть в движении. Он много работал, а потом ему хотелось пойти на вечеринку или устроить праздник. Он хотел, чтобы вокруг него были люди, движение, действие. Моя мама была интровертом и любила поразмышлять, почитать, побыть в одиночестве. Для интроверта часто бывает