В субботу все девочки выложили на столы фартуки и получили хорошие оценки. Марья Ивановна подошла ко мне (а я сидела на последней парте возле окна) и говорит:

– А ну, Лена, доставай то, что принесла. Сейчас мы полюбуемся на твоё произведение.

Я достала свой фартук. Он был такой нехороший, что наша учительница побледнела, а девочки посмотрели на меня точно на ненормальную.

Наконец Марья Ивановна говорит:

– Давай дневник. Я поставлю тебе «двойку».

И пошла к столу за ручкой с красными чернилами.

И тогда я вспомнила, что сегодня у мамы день рождения. И, выбрав момент, встала, открыла форточку и выбросила дневник на улицу. Все девчонки ахнули от ужаса, но меня не выдали.

А я, опустив голову, сказала:

– Марья Ивановна! Я дневник оставила дома.

– Как так?! – не поверила учительница. Она проверила содержимое портфеля и объявила: – Пока не сошьёшь фартук, не выйдешь из класса!

И дала мне кусок ткани и оставила в классе после уроков. Я сидела и шила фартук. И люто ненавидела его и домоводство! На улице шёл снег. А записи в дневнике были сделаны чернилами.

Было уже темно, когда меня наконец отпустили. Я еле отыскала дневник и поплелась домой.

Дневник был такой испорченный, что я, разревевшись, выкинула его в мусорный бак. А родителям сказала, что потеряла.

Скоро дома началось праздничное веселье, с музыкой и угощением, но мне было не до смеха.

После родители узнали о моём проступке и сурово наказали меня.

Вот пролетели зимние каникулы. От того случая не осталось и следа. Во втором полугодии начались занятия по кулинарии. И эти уроки я невероятно полюбила.

Мне нравилось всё: и посуда, и духовка, и наборы со специями, и даже прихватки и фартук.

Я всегда отлично готовила и за свою работу получала одни «пятёрки». Иногда Марья Ивановна даже советовалась со мной по поводу приготовления того или иного крема или соуса.

Украшая глазурью очередную козулю (старинное северное печенье), я думала: «Ну-ка, кто это сделает лучше?» И каждый раз Марья Ивановна ставила меня в пример и говорила:

– Ах, кажется, я ошиблась в выводах. Лена непременно будет хорошей хозяйкой. А шить ещё научится, а если не научится, так и в магазине одежду купит.

С тех пор я поняла: если трудно делать одно, то ты с успехом можешь сделать что-то другое. А если это верно, зачем печалиться?

Очень рано. Мы идём на Ильинское кладбище, на деревьях распускаются первые листочки, а солнце такое яркое, что щуришься.

Папа купил цветы, молчит.

Мне кажется, что он волнуется.

Пришли на кладбище. Там много могилок. Нам любопытно и очень страшно.

Папа подводит нас с Таней к одной могиле. На каменной плите портрет незнакомого дяденьки.

– Кто это? – спрашиваем мы.

– Это ваш дедушка Егор. Он был добрым и замечательным. Погиб на войне.

Папа кладёт на могилу цветы, а мы с Танькой стоим, притихли, не знаем, что делать.

Я говорю:

– Папа, расскажи нам о дедушке Егоре. Только не здесь, дома.

Папа кивает головой:

– Расскажу.

Потом мы едем на трамвае в город на открытие Монумента Победы в войне 1941–1945 годов. Возле него горит Вечный огонь. Там много народу, играет музыка. В руках у людей флаги и цветы. Некоторые тётеньки плачут.

– Что такое Вечный огонь? – спрашивает Таня.

– Это огонь, который горит день и ночь в память о погибших воинах, – отвечает папа.

Дома мама встречает нас с маленьким Серёжей на руках и спрашивает:

– Ну, как праздник. Понравился?

– Хороший, только немножко грустный, – отвечаем мы.

А вечером папа рассказывает о дедушке Егоре, о том, как он воевал и погиб, чтобы мы все были счастливыми и каждый день ели картошку с колбасой. Вдруг мы слышим грохот.

Мама зовёт нас к окну:

– Девочки, идите сюда, – салют!

Мы с Танькой смотрим на небо. Серёжа не спит, тоже смотрит. Вверху что-то загрохотало, вспыхнуло, и в небо летят разноцветные звёзды.

Однажды я шла из магазина. Во дворе вынула из пакета макаронину. Длинную и беленькую. Закрыла глаза, сосчитала: раз, два, три… и превратилась в волшебницу.

На мне длинное, до пят, платье, на голове шляпа. В руке волшебная палочка. Подошла к песочнице, а там сидят малыши. Рядом на скамейке бабушка Зина пристроилась.

Вот взмахнула рукой и говорю:

– Принимайте подарки!

И в ту же минуту в руках у девочек оказались куклы-пупсики, у мальчиков – машинки, а у бабушки Зины – малиновый зонтик.

Да, хорошо быть владелицей волшебной палочки!

Откуда ни возьмись приехало телевидение. Меня тут же корреспонденты окружили, начали фотографировать. Бородатые дяденьки в тёмных очках в Москву приглашают. Я отказываюсь. Меня ещё и в Архангельске не все видели! Тут подошла соседка с тазом и веником в пакете.

– С лёгким паром, Мариночка! – говорит бабушка подружке. – Какое я сейчас представление возле дома видела! Волшебное!

– Ну уж!

– Да! Выступала Лена из тридцать седьмой квартиры. Макарониной взмахнула и всем подарки вручила. Детям – игрушки. Мне – отличный зонтик! Такая девочка на весь Архангельск только одна!

– Врёшь ты всё! – отвечает вторая. – Знаю я эту Ленку. Совершенно обычная.

А я стою рядом, улыбаюсь.

– Да вот же она! – восклицает бабушка.

– Ежели это правда, пусть и мне новую сумку подарит! От старой ручка оторвалась.

И чтобы она поверила, я достала из кармана волшебную палочку, и в руках у старушки оказалась сумка. На ней нарисован клоун. Весёлый, с сияющими глазками и забавной мордочкой. Очень хорошенький клоун. И ещё – шоколадка для её внука Толика. Пусть, мне не жалко. И бабушка Марина ахнула, что увидела такое чудо.

Быстро сложила подарки в таз и побежала домой. И даже – вот потеха! – про «спасибо» забыла.

Наконец всё стихло, и я открыла глаза.

Ну а волшебная палочка, раз, два, три… исчезла и превратилась в макаронину.

Бабушка принесла что-то очень необычное.

Она сказала, что это наша северная птица счастья, она добыла её в деревне.