— Ну и как у вас идут дела?

— Весьма удачно.

Набив едой полный рот, Купер подбросил косточку в огонь.,

— Конечно, вы ведь дочка босса, как вы можете не преуспевать?

— Я много и упорно работаю, мистер Лэндри. — Недвусмысленный намек на то, что отец «повинен» в ее успехе, обидел Расти. — В прошлом году я была первой в компании по продажам.

— Браво.

Уязвленная тем, что Купер совсем не оценил ее достижения, девушка ехидно спросила:

— А вы-то чем занимаетесь?

Он молча предложил подруге по несчастью еще один кусок мяса, который та разорвала столь залихватски, будто всю свою жизнь только и питалась сырой пресной крольчатиной, приготовленной на костре без специй.

— Развожу скот, — снизошел до ответа Купер.

— Крупный рогатый скот?

— Иногда. Но большей частью занимаюсь лошадьми.

— Где?

— В Роджерс-Гэп.

— А где это?

— В Сьерра-Неваде.

— Никогда не слышала о таком месте.

— Это неудивительно.

— Удается заработать на жизнь разведением животных?

— Не жалуюсь.

— Роджерс-Гэп — это рядом с городом Бишоп? Там катаются на лыжах?

— У нас есть несколько трасс. Подготовленные лыжники считают, что кататься по ним — настоящий вызов. Лично мне кажется, что наши трассы — самые увлекательные и сложные на всем континенте.

— Тогда почему я никогда не слышала об этом местечке?

— Мы не рекламируем свою среду обитания. И даже наоборот, предусмотрительно держим ее в секрете.

— Но почему? — В Расти уже говорил профессиональный интерес. Девушка никогда не упускала возможности найти новые интересные места, в которые могли бы инвестировать средства ее клиенты. — Грамотный девелопер мог бы превратить Роджерс-Гэп в настоящий горнолыжный курорт. Если там действительно так здорово ездить на лыжах, как вы говорите, этот уголок мог бы стать вторым Аспеном.

— Упаси Господи! — вздохнул Купер. — В этом-то все и дело. Мы не хотим, чтобы Роджерс-Гэп нанесли на карту. Горы тут же замусорят бетонными коробками, и наше тихое, спокойное сообщество наводнится кучей нахальных, развеселых и грубых лыжников с Беверли-Хиллз, которых больше интересует не сохранение живописной природы, а праздное шатание вдоль Родео-Драйв в новых шмотках.

— И что, все жители города придерживаются такой же философии?

— К счастью, да, иначе они не жили бы там. Честолюбие, амбиции — это не про население Роджерс-Гэп, нам просто нравится наслаждаться красотами природы и покоем.

Расти бросила обглоданные кости в огонь.

— Все это пережитки прошлого! Вы рассуждаете, словно живое воплощение шестидесятых.

— Так и есть.

Расти явно поддразнивала попутчика.

— Вы, наверное, из детей цветов? Хипповали, стремясь к гармонии во всей вселенной, участвовали в маршах мира и антивоенных митингах?

— Нет. — Купер оборвал девушку так резко, что насмешки вмиг показались ей неуместными. — Я не мог дождаться, когда меня призовут, хотел воевать. В те годы я был слишком наивным, чтобы осознавать, что мне придется убивать или самому, возможно, суждено погибнуть. Тогда я и представить себе не мог, что попаду в плен, что меня лишат свободы. Но все это случилось на самом деле. Семь месяцев я просидел в той вонючей дыре, а потом сбежал и вернулся домой героем.

Постепенно распалившись, Купер пришел в ярость, он уже буквально рычал.

— Парни в том лагере военнопленных поубивали бы друг друга за пищу, которую вы только что ели. — Серые глаза мужчины, так походившие теперь на два сверкающих лезвия ножа, будто резали Расти на куски. — Я повидал всякое, поэтому-то и не потрясен вашими шиком и гламуром с Беверли-Хиллз, мисс Карлсон.

Купер резко вскочил.

— Пойду за водой. И не вздумайте блуждать по округе.

— И не вздумайте блуждать… — тихо передразнила его Расти.

Хорошо, Купер поставил ее на место, но посылать голову пеплом остаток дней своих?.. Ну уж нет! Многие мужчины сражались во Вьетнаме и, вернувшись, ведут теперь счастливую, полноценную жизнь. То, что Купер не смог приспособиться к окружающим условиям, — только его вина. Горечь и озлобленность расцвели в его душе пышным цветом. Купер питается разочарованием и пестует свои обиды. Попутчик сам взрастил свой конфликт с обществом, которое якобы что-то ему должно!

Возможно, Купер имеет полное право рассчитывать на благодарность родной страны. Но в конце концов, Расти тут ни при чем, неудачи ветерана Вьетнама — не ее вина. И тот факт, что в сердце Купера кровоточит заноза размерами с Эверест, не делает его более стоящим человеком, чем она.

Мужчина вернулся, но уже ничто, казалось, не могло нарушить враждебного молчания, повисшего в импровизированном лагере. Расти напилась воды из термоса, затем, по-прежнему не проронив ни звука, Купер помог ей дохромать до края поляны, чтобы уединиться на пару минут. Потом он осторожно опустил девушку на убогое ложе, ставшее центром их странного мирка, и произнес:

— Мне нужно осмотреть вашу ногу. Подержите-ка фонарь.

Расти внимательно наблюдала за тем, как Купер развязал повязки и потянул их на себя, обнажая зубчатый, неровный ряд стежков. Она в ужасе уставилась на шов, но помощник, похоже, был доволен творением рук своих. Он обхватил ногу «пациентки» в районе икры и поднял ее вверх, чтобы осмотреть рану поближе.

— Никаких признаков новой инфекции. И опухоль спала.

— Какой страшный шрам, — потерянно прошептала Расти.

Купер взглянул на нее:

— В вашем положении привередничать не приходится. — Нижняя губа мужчины растянулась в усмешке, став такой тонкой, что ее едва можно было заметить под усами. — Благодарите Бога уже за то, что мне не пришлось прижигать рану.

— Я и благодарю.

Он продолжал сыпать колкостями:

— Уверен, дорогостоящему пластическому хирургу из Беверли-Хиллз вполне по силам убрать этот шрам.

— Ради всего святого, ну почему вы так несносны?

— А почему вы так поверхностны? — Купер направил указующий перст в направлении погибшего самолета. — Убежден, любой из тех парней, кого мы оставили там, согласился бы быть сейчас на вашем месте и получить такой же шрам на голени.

Конечно, Купер был прав, но осознание этого не помогало глотать горькие пилюли его критики. Расти погрузилась в угрюмое молчание. Спутник промыл рану перекисью и наложил свежую повязку, потом дал больной таблетку пенициллина и две аспирина — наконец-то она могла запить лекарства водой, и никакого бренди, хвала всем святым!

Опьянение пробудило ее эмоционально и сексуально, сейчас Расти в полной мере осознавала это. И ей совсем не хотелось думать о Купере Лэндри как о чем-то большем, чем просто источник дурного настроения, жалкий брюзга. Он — всего-навсего несдержанный, угрюмый людоед, затаивший злобу на весь мир. Если бы жизнь Расти напрямую не зависела от этого мужлана, она не имела бы с ним ничего общего.